Коммуналка 2. Близкие люди - стр. 44
– Езжай, – Калерия погладила его. – Тебе ведь хочется.
– А ты…
– И мне хочется… чтобы дом. Я кур заведу… яблоневый сад посадим, такой, как у папки был… помнишь?
Помнит.
И как свататься приехал, привез треклятую шубу, и застыл у ворот, не находя сил войти. А потом, вечером, они собирали эти самые яблоки, которых в том году уродило больше, чем когда бы то ни было, и стеснялись смотреть друг на друга.
– И козу, – решилась Калерия. – Когда коза есть, это ведь хорошо?
– Не знаю. Я с козами как-то… не очень… – он улыбнулся.
И Калерия поняла, что все-то у них еще будет. С детьми не сложилось? Так ведь взять можно кого… сирот-то хватает. Или племянников приглашать чаще, тех, что маленькие, сестра-то вон жаловалась, что тяжело ей с семерыми, не понимая, до чего больно читать эти письма.
– Заведем, – твердо сказала Калерия. – Тогда и научишься, и с козами, и вообще…
И решение это, принятое вот так, просто, – куда ей ехать, кем работать, где жить? – показалось вдруг единственно правильным.
Малость осталось.
С делом разобраться, и с Осляпкиным опять же…
…Антонина глядела на знакомый дом, все еще сомневаясь, стоит ли тревожить покой человека, который определенно не обрадуется ее визиту. Однако чутье, доставшееся то ли от матушки, то ли от отца, чье имя так и осталось неизвестным Антонине, подсказывало, что идти нужно.
Не сейчас.
Погодить, пока станет темнее, нет, не совсем, чтобы ночь. Ночью многие местные собак спускают по старой привычке. И пускай собаки Антонине не страшны, но лай же поднимут, народ взбаламутят.
Она пойдет в сумерках, когда мир наполняется тенями, и сложно среди них отыскать тех, что плоть имеют. А пока она понаблюдает, издали, сродняясь с зарослями, что подобрались к дому вплотную, прячась в сыром их нутре, прислушиваясь.
Приглядываясь.
Розы тихи.
И света в окнах нет, что неправильно. Старики редко уходят из дома, а уж чтобы на ночь глядя. И соседка тревожится. Дважды уже подходила к забору, глядела на дом и отступала. И возвращалась.
Вновь появилась, уже на улице.
Помялась у калитки, но все же, решившись, толкнула ее. Вошла. Огляделась. Тихонечко пощупала розовый лист.
– Ефим Петрович! – крикнула она громко. – Вы дома?
Тишина.
И соседке становится не по себе. Антонина сжалась в комок. Ну же, уходи, убирайся, безобразно любопытная баба, которая выбрала именно сегодняшний вечер, чтобы любопытство утолить.
Не уходит.
Дошла до дома.
Снова позвала. Постучала в дверь. И позвонила. Резкая трель была слышна и в укрытии.
– Есть кто дома? Вы дома? С вами все хорошо?
Плохо.
И потому пошел слушок, что Отвертка слился, чего быть не могло. А главное, не понять, откуда этот слушок… и что делать Антонине?