Размер шрифта
-
+

Комментарии - стр. 40

Еще очевидней это становится в «Я жил на поле Полтавской битвы». В известном смысле – это масштабное расширение «Новогодних строчек». Здесь тоже два плана – синхронный и исторический. И здесь они тоже соединены лирическим героем, фактом его проживания на этом обозначенном в заглавии поле. И здесь Алексей продолжает играть в свою занимательную игру – прикладывать и отнимать руку от изобретаемых им игрушек, от чего его собственные стихи напоминают пушку, описанную в главе «1.2. Первая пушка»:

Первая пушка была рассчитана на любопытство врага
и число частей ее – по числу врагов.

Стихи Алексея тоже рассчитаны на наше любопытство, и число их частей равно числу их читателей. Потому что любой, подобно мне, без труда наберет в них цитат, чтоб проиллюстрировать свои собственные умозаключения относительно поэтики Алексея Парщикова. И это тоже фундаментальное свойство реальности – быть многочастной, вмещать в себя всех, несмотря на их разноплановость. Стихи Алексея изоморфны реальности, вариабельны, коррелятивны, а не избирательно концептуальны, как систематизированные знания.

Алексей был одержим поиском. Он все время шел дальше. Довольно рано его привлек тот факт, что реальное явственнее проступает там, где оно не совпадает с нашими ожиданиями. Где наш находящийся в пределах гиперреального опыт намечает вектор, а реальность меняет его или вовсе пускает причинно-следственную цепочку развития совсем в другом направлении. Вот почему впоследствии он отправился на периферию гиперреального, куда вытеснены нашим ментальным мейнстримом эти несбывшиеся ожидания вкупе с олицетворяющими их потерпевшими неудачу персонажами.

Сначала он увлекся идеей написать поэму о Хрущеве. Не знаю, почему этот его проект так и остался нереализованным, что не похоже на Алексея, принимая во внимание его способность к целенаправленному осуществлению задуманного. Так что я даже иногда сомневаюсь в достоверности своей памяти. Но затем он выудил на свет изобретателя Льва Термена, создавшего футуристичный музыкальный инструмент, фантастичностью своего звучания предназначенный изменить музыкальную практику человечества, и закономерно в силу того, что будущее обмануло наши ожидания, оказавшийся пригодным лишь для озвучивания фантастических фильмов.

Но не музыкальный инструмент интересовал Алексея, а то ли мнимая, то ли действительно имевшая место попытка Льва Термена оживить Ленина. И это был чисто барочный акт, если учесть, что с личностью Ленина тоже связывались несбывшиеся ожидания, и оживить его – это и было попыткой исправить вектор реальности, привести его в соответствие с гиперреальными ожиданиями, «раскавычить книгу».

Страница 40