Комфорт проживания и самосотворение - стр. 2
Нагруженные двумя мешками с водкой и мясными закусками, товарищи двинулись к Петровнѐ, прославленному на районе профессору в организации досуга приблудившихся. Петровна̀ встретила их радушно, но в сомнениях. Дело в том, что она боялась водки, а Сла̀в, будучи в гостях, всегда ее искушал, двигая к ней рюмку. Но, если уж она искушалась, то была словоохотлива и по-своему интересна. Рассказывала много занимательного из своих бесконечных практик на горбах страстей. Вот и сегодня, через силу и с глубоким отвращением замахнув уже пятую, она горестно начала жаловаться на скупых гостей и простыни в говне. Во всей длинной речи благотворительцы главным было «чаевые». Очень уж это слово, неизвестно как прилипшее, в ее исполнении было очень благозвучно и музыкально. Но были чаевые или нет, при первой возможности Петровна̀ ныряла по карманам у уснувших или улегшихся гостей. Но много не брала, всегда только отщипывала, дорожа репутацией фирмы. Красть не было грешно, а было умением жить и большой добродетелью.
В прихожей совсем мало света, сумрачно. Хотя за окном день-деньской, время еще чуть обеденное, но в вечном непроглядном тумане светило никогда и не проглядывало, а по нему особо никто и не скучал. Привезли первую партию чаровниц, они стояли в прихожей вдоль стенки, в боевой раскраске, с явным намерением присоединиться к водке и кровяным колбаскам. Товарищ Сла̀ва, имея большой рост и могучую фигуру, в страстном желании употребить молодую и хрупкую рванулся в сумрак прихожей. Там он кого-то сгреб и в соседнюю комнату отвалил, они же остались с Петровно̀й, налили и занюхали. Прогавкал телефон, Петровна̀ ушла на кухню и вернулась, загадочно щурясь, объявила о хорошей новости: появилась новая девочка, просто звезда, с новой партией привезут, но тут же добавила, что только для него старается. У Сла̀ва с ней были особо доверительные отношения, он ее как-то поймал за руку, а рука та была в его кармане. Он не стал журить и озвучивать, но с тех пор Петровна̀ для него всегда старалась наковырять что-нибудь лучшее в ассортименте. Выпили за хорошую новость. Петровна̀ дожевывала хрящ, когда в дверь позвонили. Барышень было, наверное, шесть. Ту звезду было видно сразу, из полумрака отчетливо вырисовывалась фигура в очень мини-юбке и горящие глаза, что казалось, поедали весь окружающий рельеф. А локоны волос, как оголенную медь, не мог приглушить никакой сумрак в закоулках полудня. Это и была Азалѝя. Она уселась за низкий столик напротив, а сутенер-водитель, получив деньги, уехал. Гостья ни от водки, ни от закуски не отказалась. Она приподнялась из-за стола, снимая курточку, при этом ее волосы упали на круглый зад и раскатились по майке, чуть прикрывавшей здоровенные груди, которые ореолами просвечивались сквозь паутинку ткани. Достаточно уже пьяные мозги Сла̀ва были совсем одурманены. А цветочек вела себя очень свободно, сверкала желтыми глазами, болтала и улыбалась, похоже, сама для себя, не забывая менять верхнюю ногу на нижнюю. При этом внизу она совсем заголялась, убивая последние искры разума у Сла̀ва. Вот он и решил забрать ее домой, на чистые простыни и полотенца. Петровна̀ подхрапывала на кухне, Азалѝя прямо ногтями ковыряла кровяную колбасу и эротично облизывала. И тут за стол присел кто-то, налил себе водки не в рюмку, а в стакан, и двумя глотками опорожнил, при этом беззубо улыбаясь. Этим кем-то была еще лет так десять назад бабушка – из тех, кто сзади пионерка, а только спереди пенсионерка, явно подружайка Петровны̀. Но все оказалось гораздо сложнее и трагичнее. В проем кают-компании протиснулся большой товарищ Сла̀ва, он был с голым торсом, растирался полотенцем и был явно в хорошем тонусе самца-победителя. Присев напротив субтильной бабушки, он взял своей большой рукой бутылку, и утробно гудя себе под нос, налил. Подняв рюмку, доброжелательно поинтересовался: