Комедии - стр. 1

1745–1792

© Афанасьев Э. Л., вступительная статья и комментарии, 1999

© Белов А. Н., иллюстрации, 1999

© Оформление серии, составление. Издательство «Детская литература», 2003

Комедии Дениса Фонвизина уже двести лет восхищают зрителя и не сходят со сцены. Давно уже канули в Лету и позабыты трагедии и комедии его славных современников, многие из которых при жизни именовались «русскими Расинами» или «русскими Вольтерами». Ныне же их читают только ученые-филологи или студенты. А герои Фонвизина живут, волнуют, веселят или печалят наши думы.

Каким же непостижимым художественным тактом, каким же редкостным даром живого русского слова надо было обладать, чтобы написать нетленное, живя в далеком восемнадцатом столетии, на целые полвека раньше А. Пушкина, когда еще и современный литературный язык находился только в становлении?!

Однако такое поразительное долголетие объясняется не одним только замечательным изяществом речи великого национального комедиографа, но и глубиной мысли, остротой его вопрошаний о России, о нашем национальном характере.

Фонвизинские чувство и мысль, в какой бы форме они ни выражались, – в изящной художественной картине или в философическом раздумье, в полной смирения покаянной автобиографической записке или в пламенном публицистическом негодовании, – страдают, мучаются и бьются над одним: судьба и благоденствие любезного Отечества. Вот что их объединяет.

Фонвизин склонен к преувеличениям, он не умеет быть равнодушным, не может писать без волнения, потому что всегда думает о главном. Это русский человек на все времена.

Время топит в забвении все несущественное для жизни нации; но оно же только полнее и ярче раскрывает значение подобных писателей.

Фонвизины по мужской линии происходили из древнего немецкого рыцарского рода. В Ливонской войне, во времена Иоанна Грозного, его предок Петр вместе со своими сыновьями был пленен русскими войсками и, по-видимому, попросился потом на русскую службу. Они получили земли и начали верой и правдой служить своей новой родине. Один из предков драматурга (кстати, тоже носящий имя Денис!) показал себя мужественным и неподкупным патриотом во времена Смуты. В царствование Алексея Михайловича Фонвизины приняли православную веру (до этого были «в немецкой вере», то есть лютеране-протестанты), а к восемнадцатому столетию окончательно обрусели. Но фамилию писали по-старинному, по-немецки – «фон-Визин», и еще сам Денис Иванович подписывал свое имя именно так. (В ХIХ веке такое написание некоторых уже будет коробить. Хорошо, например, известно, как Пушкин в письме отчитывал своего брата Льва. «Что ты из Фонвизина делаешь «нехриста», – ворчал великий поэт, – он – «из перерусских русской».)

История фонвизинского рода с несомненностью свидетельствует, как процветание России умножалось людьми разных вер и национальностей, которые в своей сыновней почтительности приумножали ее высокую славу.

Фонвизин родился 3 (14) апреля 1745 года в Москве, в той части древней столицы, которая традиционно носила название «Печатники». Здесь была дворцовая Печатная слобода, в которой жили мастера Печатного двора – первой московской типографии. А на углу Рождественского бульвара и Сретенки находилась известная еще с 1625 года церковь Успения Богородицы в Печатниках. В 1695 году церковь была перестроена, и храм стал каменным.

Именно сюда, судя по исповедальным книгам, и ходили жившие в двух шагах Фонвизины.

Дружная, благочестивая и трудовая семья Фонвизиных во многом жила еще «по старинным обыкновениям», которых, казалось, мало коснулись петровские нововведения и великосветские соблазны. Из семьи будущий писатель вынес твердые нравственные устои: здесь много значил моральный авторитет отца. Иван Андреевич не получил должного образования, но не потерял чести ни на военной, ни на гражданской службе. Драматург с нескрываемой гордостью будет вспоминать, как отец отвергал различные подношения и строго выговаривал дарителям, пытавшимся склонить его к решению дел в их пользу. Наверное, и в середине ХVIII века это уже становилось исключением из правил, а тем более в царствование императрицы Екатерины II, которая, по существу, закрывала глаза на взятки и, когда ей указывали на очередного крупного взяточника, здраво, но не без цинизма говаривала: «Этот уже наворовался и успокоился, а назначь другого – тот будет рвать еще больше».