Комдив. Повесть - стр. 17
Работа шла весь остаток дня и ночь – канонада стихла. К утру свежевырытая траншея с бруствером и пулеметными «гнездами», а в ней на один накат землянки (подвезли несколько телег бревен и жердей) была закончена. Батарея врыта в землю.
Из тыла, курясь дымком, прикатила полевая кухня, запряженная парой лошадей, с двумя красноармейцами на облучке.
– Получай довольствие! – заорал старший, спрыгнув вниз, рядом образовалась очередь.
Орудуя черпаком, повар плескал в подставленные котелки жидкую, из сечки* кашу, бурча «следующий», а помощник доставал из рогожного мешка и совал каждому по ломтю черняшки*.
Устроившись, кто-где и достав ложки, быстро похлебали (добавки не было), задымили цигарками.
– Молчат гады, – кивнул Рогов в сторону, откуда ожидались белые, – не нравится мне все это.
– Эт-то да, – откликнулся Янсонс, перематывая портянки, – когда стреляют, спокойнее.
– От шашки? – спросил Ковалев у сидящего напротив старшего из матросов с багровым шрамом через лоб и маузером на коленях, по фамилии Воронин.
– Ага, – чуть помолчал тот. – Полоснул казак на Дону, когда бились с Корниловым. Нас тогда было раз в пять больше (взглянул на своих). Это все, что остались. Прошли, как говорят, Крым, рым и медные трубы.
– А что там комиссар распинался про расстрелы? – затянулся дымом Рогов. – Не заливает?
– Нет, – сказал Воронин.– Так все и было. – Сначала перед строем поставили тех, кого назвал, а потом отчитали каждого десятого бойца, вывели, зачитали приказ и шлепнули.
– Это называется децимация, – сказал курсант Жариков, раньше учившийся в университете. Применялась еще в Древней Греции и Риме. Некий консул Луций Апроний, как-то казнил по жребию целую когорту из состава легиона, отступившего из боя.
– Негоже так,– сказал один из рабочих. – Без суда и следствия.
– А ты Троцкого видал? – снова спросил у матроса Рогов. – Какой он из себя? Видный?
– Я бы не сказал. Невысокого росточка, чернявый и по виду еврейского сословия.
– Эх, щас бы соснуть минут шестьсот, – широко зевнул молодой рабочий.
Но не пришлось. Откуда-то, далеко впереди, глухо ударила артиллерия, в воздухе послышался свист, на поле перед окопами вспухли дымные разрывы, противно завоняло толом.
– По местам! – вскочили командиры, бойцы задробили к траншее, батарейцы к своим пушкам. Попрыгав вниз, красноармейцы разбежались по сторонам, рыжий бруствер ощетинился винтовками.
За первой серией принеслась вторая, грохнув позади, кто-то хрипло закричал,– берут в вилку братва! Прячься!
Очередная попала в кухню (вверх полетели кровавые ошметки с колесами), несколько снарядов разворотили бруствер, двоих убило. Начавшаяся по всей линии обороны канонада вскоре умолкла, наступило минутное затишье, потом вдали что-то заклубилось, всплескивая искрами, показалась конница. Сначала она шла плотной массой , а затем развернулась в лаву.