Командировка - стр. 42
Выпили за встречу. Закусили. И закуской бог не обидел.
Пососав лимончик, Славко Тарасович заговорил нескоро:
– В случае нужды ты, Ваня, к нему обращайся запросто. Витек это Витек.
– Спасибо, – поблагодарил Иван Григорьевич. – Я уже к нему обращался.
Славко Тарасович сделал удивленные глаза.
– Вы знакомы?
– Я у него деньги менял. Это Витя Кувалда.
– Кувалдой, Ваня, его назвал народ. Присмотрись, какие у Вити руки. Особенно левая – молот!
Витя скромно молчал, закусывал, шевеля белесыми бровями. Несмотря на худобу, он был, как римский гладиатор, – весь исполосованный ножами. И взгляд у него – взгляд закоренелого зэка, но что удивительно, на теле – ни малейшей татуировки. Уже потом, уединившись в кабинете, где было тесно от сувениров, Славко Тарасович скрывать не стал:
– Что меня печалит, этот Витек, Ваня, рэкетом занимается. Его боятся.
– И ты?
– Я его, мерзавца, держу – во! – Славко Тарасович яростно сжал кулак. – Давно бы его посадил, да помню заслуги. Без него демократы – что волки без зубов.
– Ты – демократ?
– А хрен его знает, – хохотнул Славко Тарасович.
Говорил он с паузами, с отрыжкой: пил пиво под леща, смачно чавкал, плевался костями. От рыбы, да еще копченой, его не оторвать. Да он и не скрывал своего увлечения: «В одном я, Ваня, как Маркс, – люблю рыбу».
– Что же касается моей принадлежности к демократам, – продолжал он, словно оправдывался, – для кое-кого я демократ, а по духу – диалектический материалист. Даже бывая пьяным, я трезво оцениваю ситуацию. Представь себе, лет пять назад я вякнул бы, что остаюсь твердокаменным большевиком, да меня бы – в шею. Тогда даже парткомы выселяли. Однажды на митинге при скоплении всех недовольных старой властью я такую речуху толкнул! Разумеется, о пользе демократии. Киев узнал, что я чуть ли не руховец, прислал бумагу: «Пан Ажипа, назначаетесь наместником президента». Потом поменялись президенты, и я стал называться по-другому – глава администрации. Что по сути – один хрен.
Славко Тарасович усадил гостя в роскошное кресло, сам же в махровом халате с желтой птицей на спине, отдаленно напоминающей американский герб, расхаживал по ковру и с восторгом рассказывал, почему он уютно себя чувствует в кресле мэра страшно бедного и страшно богатого города, умеющего делать все, на что способна человеческая фантазия.
– Опасался я, Ваня, что мне напакостит мой батя. Как-никак был он главным кэгэбистом, опекал оборонку. И если кто-то пытался что-то шепнуть за бугор или забугорные дяди втихаря появлялись в городе, мой батя со своими умельцами был тут как тут: дяди исчезали, словно и не родились. На митингах мне напоминали, кем был мой батя. Я, конечно, рвал на себе рубаху, поносил сталинистов, кэгэбистов… и, представь себе, удержался. Закрепился, опять приобрел спортивную форму.