Командировка - стр. 1

Ненастной осенней ночью 1991 года, – шел снег с дождем, – из Соединенных Штатов бежал советский разведчик. В Америке его знали как Джона Смита, полковника армии, профессора, эксперта Исследовательского центра Пентагона.

В Москве, на Лубянке, в «Личном деле» разведчика было записано: «С 8.3.58 г. в командировке. Очередное воинское звание “полковник” присвоено 6.11.77 г.» Для нас он Коваль Иван Григорьевич.

В Соединенных Штатах его коварно предали свои, точнее, свой – член Политбюро. Детали разговора не сохранились. Но суть такова.

Возглавляя правительственную делегацию и будучи на приеме в Белом доме, этот член политбюро то ли по глупости, то ли умышленно назвал особой важности программу, над которой работали биологи Пентагона.

– У вас отличная осведомленность! – с наигранной восторженностью воскликнул помощник президента.

– Стараются наши парни, – ответил глава делегации. – Недавно одному из них были вручены погоны армии США.

Находившийся в составе делегации офицер внешней разведки успел передать военному атташе, что именно сболтнул глава делегации. Атташе срочно передал в Москву, и Москва дала команду: разведчику немедленно покинуть Штаты.

С помощью кубинских друзей он добрался до Аргентины, а оттуда с документами врача торгового судна вернулся в Россию.

Советского Союза уже не было. Не было и КГБ – организации, которая посылала его в Штаты. Встретившись с московскими друзьями, в том числе и со своим бывшим связником Капитоном Егоровичем Зинченко, и выслушав их советы, Иван Григорьевич решил остаток своих дней провести в городе, где родился и вырос.

В Москве его приютил у себя подполковник Зинченко. Капитон Егорович жил на Пресне в панельном девятиэтажном доме. Жена от него ушла, пока он пропадал в длительных командировках. Не один вечер просидели они в тесной с выгоревшими обоями кухоньке, вспоминали прожитые годы и грехи, которые всегда водились за виновниками развала родной державы.

Из чувства такта Зинченко не расспрашивал о семье, оставленной Иваном Григорьевичем за океаном. Город, где родился и вырос Иван Григорьевич, оказался вне России – в низовьях Днепра. Свое название – Прикордонный – город получил от сторожевого поста, здесь в свое время дозорную службу несли запорожские казаки.

Городом он стал уже после войны, когда в холмистую степь из Германии привезли оборудование трофейных заводов. В какие-то несколько лет люди построили добрый десяток военных предприятий, каждый из которых назвали «почтовым ящиком». Из Москвы, Урала, Сибири приехали сотни специалистов, среди них были и бывшие немецкие военнопленные.

Горстка местных жителей, потомков запорожских казаков, растворилась в огромной массе приезжих. Сельский врач Григорий Антонович Коваль – отец Ивана Григорьевича – возглавил терапевтическое отделение новой больницы – первой городской. Школа, в которой Ваня учился, была под номером 5, считалась средней специальной. В ней преподавали некоторые работники секретных лабораторий.

Уже тогда, чуть ли не с четвертого класса, у сына врача Коваля пробудился интерес к молекулярной биологии – большинство журналов были на английском языке. В школу журналы приносил профессор со смешной фамилией – Холодец. У него было сложное имя, ученики его называли проще – «товарищ профессор». Он дружил с отцом Ивана Григорьевича. Бывая в гостях у друга, хвалил за глаза Ваню, при этом подчеркивал: «В твоем мальчике есть что-то загадочное».

Будучи учеником «товарища профессора», Ваня узнал, что тот американец, родом из штата Иллинойс, перед войной жил в Чикаго. Там он окончил университет и защитил диссертацию о живучести микроорганизмов в агрессивной среде. Из Чикаго его призвали в армию, служил в особом подразделении эпидемиологом. В сорок четвертом попал к немцам в плен. Из концлагеря бежал с двумя офицерами Красной армии. Его лечили от дистрофии в советском военном госпитале. Тем временем закончилась война. Но домой его не отпустили – у него оказалась редкая и нужная для разрушенной страны профессия.