Коловрат - стр. 28
Князь Федор Юрьевич стоял между Евпатием и Живком, уперев руки в бока, и мерил взглядом обоих.
– Что удумали на пиру у князя? Удаль свою показать негде? Оба с глаз моих долой! И чтобы светлый день не поганить!
Руки удерживавших Евпатия дружинников ослабли. Один из них подошел к лестнице и попытался вытащить нож Коловрата из древесины. Живко стряхнул с себя руки воинов, полыхнул негодующе глазами и ушел вверх по лестнице. Евпатий проводил его широкоплечую фигуру взглядом. Вот и печаль в дом пришла, подумал он о дочери. Как сказать-то, лебедушке своей, что не люба она ему, что нет у нее жениха теперь. Круто повернувшись, Евпатий пошел со двора.
Возле кузниц, чадивших удушливым черным дымом и оглушающих звонкими ударами молотов, Коловрата догнал Полторак.
– Подожди, воевода! – Юноша схватил Евпатия за плечо. – Что с тобой, ты никак сегодня лишнего выпил?
Коловрат остановился и резко повернулся к Полтораку, обжигая огненным взглядом:
– Не вино во мне взыграло! Обиду мне нанесли горькую, лютую, в самое сердце ударили меня сегодня.
– Это ты сегодня чуть было в сердце не ударил, – с сожалением покачал головой Полторак, протягивая воеводе его нож рукоятью вперед. – Убил бы Живка, князь тебе этого не простил бы. Да и гости там. Князья, братья князя Юрия. Чего вы с ним сцепились-то? Андрей вроде к тебе набивался Ждану просить. Или слово недоброе тебе сказал? Ты в последнее время, как я погляжу, не в себе ходишь.
– Он Жданушку мою на другую девицу променял, – засовывая нож за пояс, ответил Евпатий. – Не любовь в нем говорила, а желание с теми, кто выше его в положении, породниться. И все, Полторак! Об этом говорить больше не будем.
– По-твоему будь, – кивнул молодой человек, идя рядом, положив ладонь на рукоять сабли. – Давно от Стояна вестей не было. Далеко ли ты его послал?
– Не только его послал. До лесов на берегах Воронеж-реки, на Цну послал.
– Так степняки не показываются, – задумчиво пожал плечами Полторак, идя рядом с воеводой. – Неужто новая беда ждет земли русские. Только-только с Черниговом в мире жить стали. С владимирскими и суздальскими князьями биться в широком поле перестали. Сколько ратного люда положили из-за споров меж князьями!
– Да, – вздохнул Евпатий, – когда князь черниговский Ярослав Святославович помер, отошли от Чернигова муромские и рязанские земли. И Пронск поднялся на княжение, и Переяславль, и Ростиславль, и Ижеславль. Только дружбы меж князьями больше не было. А с владимирскими и суздальскими князьями, так с теми бились насмерть. Ты это и сам знаешь, Полторак. Ты мальцом был, когда Всеволод Большое Гнездо сжег Рязань. А я бился под этими стенами. И ведь не чужую, русскую кровь проливали. Сердце болит, когда думаю о том, что Рязань только-только восстанавливать стали – и снова гроза приближается. А возле князя нашего шептуны завелись, которые сладко поют ему в уши, что, мол, откупимся, сговоримся!