Коловращение жизни - стр. 6
Потемневшее старое зеркало, вобрав в себя её отражение, вдруг просияло, высветилось изнутри, отдав часть сияния комнате – в углу, у двери, посветлело. Таня всё болтала, не переставая, пока я принимал у неё шляпу, плащ; говорила и говорила, вертясь и так и сяк перед мутным зеркалом. Я захлопнул тетрадь, кинул её в ящик стола и сказал засмеявшись:
– А может, и правда – на кой черт я тебе сдался?
– Ты? Не знаю… – беспечно парировала она.
– Ах-ах. Она меня за муки полюбила, а я её за состраданье к ним…
Таня расхохоталась.
– Тоже мне! Отелло нашелся… А я вот ещё подожду да погляжу, долго ли ещё ты будешь мучить этот свой рома-анн… – последнее слово она произнесла на французский манер, с жутким прононсом. – И зачем там такой мрачный художник? У тебя что – есть похожий знакомый?
Я удивился этому простому вопросу – такое мне даже в голову не приходило.
– Тогда ты не прав, создатель, – продолжала она смеясь. – К чему выдумывать таких типов? Взял бы да описал свою колоритную баушку – чем плохо? Или вот хоть бы меня… И почему это ты дал мне прочесть всего страничку? Как можно? Ах, не хочешь – не надо!
Болтая так, она извлекла из сумки бутылку массандровского вина, какие-то свёртки и всё это водрузила на стол.
– Ну-у, Таня… ты это… зачем?
– А низачем… Видали недотёпу? От муската отказывается… Не хочешь – не пей, буду пить одна. И напьюсь специально – чтоб ты знал, невежа. Потом будешь сопровождать меня домой в пьяном виде, вот уж умора-то будет!
Я не мог оторвать от неё взгляда. Самый простецкий жест её – как она роется в своей сумке или сдвигает ладошкой бумажный пакет к середине стола – мог сделать честь какой-нибудь артистке балета. Сквозь смуглую кожу тонкого лица чуть-чуть просвечивал румянец, угольно-чёрные глаза сияли чёрными звёздами.
– Ну прости, если что не так, – сказал я. – А сына-то ты с кем оставила?
– Ах, скажи-и-те… – пропела она с издевкой. – Ишь озаботился! Ишь, ишь, занёсся – не много ль чести? Сынулечку своего я не брошу без присмотра ради тебя. Понял, дурачок?
И она бросилась мне на шею – удивительная женщина, которая умеет непостижимым образом преобразовать, а то даже и разрушить всё, что она захочет. Словно волшебница… Любая вещь, которой она коснётся, становится иной: старое зеркало светлеет, стул сильнее выгибает спинку, скучный стол оживляется, обратясь в какое-то уютное домашнее животное.
Когда мы выпили немного вина, Таню осенила новая «блестящая идея», и она категорически потребовала сейчас же перенестись «из этой трущёбы» в её отдельную квартиру.
Чего ради было противиться? Завтра поутру я всё равно ворочусь сюда и увижу, как в окошко медленно вползает тускло-серый свет из дворового колодца. И впереди ещё будет день для работы, в которой удачно найденное слово становится праздником души.