Колокольчики Папагено - стр. 56
– Подорога, мамочка, не пропойца. Он – лучший ученик отца. Можно, сказать, продолжатель и систематизатор. К тому же у него, как и у отца, дар предсказания.
– И что же он предсказал?
– Что мы с ним поженимся.
– Ой, смех! Ой, держите меня! Надо же быть такой дурой! Выходить за сорокалетнего мужика!
– И не только это. Он предсказал, что у нас родится необыкновенный ребенок, саошьянт.
– Ну что ты несешь! Ты хотя бы знаешь, кто такой саошьянт?
– Знаю, хотя могу ошибаться.
– Ну?
– Сын Заратуштры. Вернее, один из трех сыновей, которым надлежит родиться.
– Так от кого ты родишь? От Подороги или Заратуштры?
– Мамочка, ты бываешь вульгарна…
– Нет, ты мне объясни. Тебе задурили голову, а я оказываюсь вульгарной…
– Заратуштра – это мистический жених.
– Белая горячка! Типичная белая горячка! Слышал бы отец все эти бредни!
– А он слышал…
– Как он мог слышать?
– Очень просто. Мы с Виктором Карповичем говорили, а он слышал и даже кивал?
– Где и когда?
– Здесь и сейчас.
– Так он с вами? Возле магазина? Пьет портвейн?
– Пьет-то он не особо. Но он с нами, возле магазина.
– Боже мой, нам же послезавтра лететь! – воскликнула Наталия и зажала себе рот ладонью, словно от таких бессмысленных восклицаний никогда ничего не менялось.
– Не знаю. Мне он об этом не сообщал. Похоже, что он никуда не полетит. Он мне обещал, что Ефимушку навсегда отдалит и теперь все время будет со мной.
– Да пойми ты, дуреха, что отец болен. Ему надо лечиться, – напустилась на дочь Наталья.
– Чем он болен? – Заметив, что все от нее отвернулись, Дарья не знала, на кого смотреть и кого спрашивать. – Чем? Чем?
– А то ты не знаешь! У него насморк, – сказала Наталья и сама высморкалась. – Раз он здесь, с вами, позови его.
– Он сказал, что сам через минуту придет.
– Позови, я прошу! Неужели трудно позвать!
– Сейчас, сейчас. – Дарья скрылась за ситцевой занавеской, но через минуту вернулась и возвестила: – Вот он. Встречайте и аплодируйте.
Хотя на лестнице из-за тусклого окна было темно, Андрей заслонился ладонью, словно из темноты попал на нестерпимо яркий – ангельский – свет. Он был одет во все дачное, старое, заношенное, обветшалое: безрукавку поверх армейской рубашки защитного цвета, брюки с отпоротыми лампасами, армейскую фуражку без кокарды и козырька. Из-под фуражки выбивался клок седых волос. Глазницы были обведены синевой. Запавшие щеки и лоб загорели до цвета жженого сахара. На подбородке остались следы недавно сбритой бородки, не тронутые загаром.
– Приветствую славную компанию. Разрешите присоединиться?
Поскольку на ступеньках не было места, он принес с террасы стул, но садиться не стал.