Колокол, мельница, хлопковый мед - стр. 42
– А может, он знает это наверняка? – спросила я с осторожностью многотонного слона.
Минни завелась моментально:
– Намекаете, что мой брат убил собственного сына?!
Я поняла, что меня неправильно поняли, и поспешила исправить ситуацию:
– Нет-нет, я совсем не это хотела сказать. Но, может, ваш брат получил какое-то подтверждение того, что все кончено…
Минни замерла в одной эмоции (остатках ярости) и испытывающе смотрела на меня, как бы решая, насколько можно быть со мной откровенной.
– Вот это да, уже и вы прознали про письмо, да? – наконец выдохнула она.
Я неопределенно пожала плечами: не исключено, что письмо было не одно и меня могла ожидать новая интересная информация.
– Грош цена полицейским предупреждениям: «Никому не рассказывайте об этом», если все говорят со всеми, и в далеких и крупных городах посторонние люди оказываются в курсе всего, что происходит, – раздраженно пробурчала она.
– Я действительно знаю, что ваша семья получила письмо после исчезновения Бобби…
– Не просто после исчезновения – отправлено письмо было еще до того, как Бобби пропал.
Это я тоже знала, но вежливо покивала головой.
– Письмо, конечно, было, вот только оно ничего не прояснило, а еще больше запутало. Похититель как бы дал нам понять, что специально охотился именно за Бобби. Но для чего он дал это понять бедным Бобби и Натали? Брат сразу решил, что это письмо как черная метка. Там ведь стихи были, про смерть, про то, что она всех забирает. И Бобби решил, что это наверняка значит, что сына больше нет в живых, хотя, на мой взгляд, доказательств этому нет никаких. Полиция, конечно, письмо забрала и попросила никому о нем не рассказывать. На этом, казалось бы, делу и конец. Сколько бы ни опрашивали друзей Бобби и вообще всех, кто был на той хэллоуинской вечеринке, а ничего нового выяснить не удавалось: он ушел ближе к полуночи, и все, пропал. Никто не встретил его на улице. Хотя в наши туманные ночи, наверное, и сами можете себе представить, можно и собственного носа не найти.
Колокольчик над входной дверью зазвенел, и в булочной показалась стройная и высокая женщина в длинном черном пальто. После уличной влажности вся она была покрыта капельками воды, как блестящими бисеринками. Посетительница сняла капюшон, под которым обнаружилась объемная и сложная прическа прямиком из латиноамериканских сериалов восьмидесятых. Накрашена она была так, словно собиралась в миланскую оперу, причем прямиком на сцену, а не в булочную к Минни. Все в ней казалось таким необыкновенным и неуместным случаю, что даже я со своей неместностью это понимала. Но при этом она выглядела настолько безупречно красивой и по-своему стильной, что неуместными казались и мы с Минни, и сама булочная.