Колода предзнаменования - стр. 11
Прическу она действительно изменила. У Вайолет ушло полдня, чтобы покрасить свои темно-каштановые волосы, которые казались чуть ли не черными, в новый оттенок. Потребовались всего лишь осветлитель, тоник, дешевая краска, фен – и вот дело было сделано.
В результате ее боб-каре приобрело ярко-багряный цвет медальона основателей. Кровоточащей раны. Или розы.
«Я убью монстра», – прошептала Вайолет своему обновленному отражению. Слова эхом отразились от стен ванной, и в тот момент она почти поверила в их правдивость.
Сейчас же, глядя в глаза Айзеку, она чувствовала себя немного нелепо.
– Знаю, – кратко ответила Вайолет. Отмена Хэллоуина была еще одним пережитком Церкви Четверки Богов – никто не наряжался и не ходил по домам за сладостями, так как это считалось небезопасным. – Мне просто… захотелось перемен, ясно?
– Справедливо. – Айзек хмуро всмотрелся во тьму за ее спиной. – Ты пригласила Харпер?
– Попыталась, – с кислой физиономией ответила Вайолет. – Ее мое приглашение не заинтересовало. Для нее сейчас Готорны представляют более серьезную проблему, чем Зверь.
Вайолет не понаслышке знала, как опасен монстр. Борьба с ним была важнее, чем все их мелкие разногласия, но она не могла заставить Харпер увидеть это. Ее подруга и так прошла через слишком многое.
– Нам бы не помешала помощь еще одного основателя, – сказал Айзек.
Вайолет кивнула. Затем они поднялись по лестнице в конце зала к запертой двери, к которой Азек каким-то образом раздобыл ключ. Вела она к архиву основателей – лучшему источнику информации по истории Четверки Дорог, который им удалось найти. С тех пор как Айзек согласился помочь ей убить Зверя, архив стал их регулярным местом встреч.
Вайолет испытывала благодарность за то, что ей не пришлось искать все ответы в одиночку, но ей было сложно ограничить свои чувства к Айзеку одной только признательностью. Ее бесило, что в глубине души она ждала от него какой-нибудь реакции, – на прическу, на что угодно. Когда она только приехала в Четверку Дорог два месяца назад, то перепутала обыкновенную порядочность Айзека с романтическим влечением. Вайолет так изголодалась по эмоциональной связи с другим человеком, что не могла отличить дружбу от влюбленности. Что ж, теперь могла.
Айзек был влюблен, но все его чувства предназначались только Джастину Готорну. И неважно, что тот не отвечал взаимностью, что Джастин с Харпер погрязли в собственной запутанной истории. Это все равно ранило ее. Потому она чувствовала себя жалкой, постоянно ходила угрюмой и злилась на саму себя.
Включив ряд ослепительных флуоресцентных ламп, Вайолет часто заморгала и довольно вздохнула при виде знакомых кип бумаг. На противоположной стене портреты четырех основателей пристально наблюдали за ними с намеком на осуждение в глазах.