Размер шрифта
-
+
Колкая малина - стр. 7
Несёт заварку старому вору.
Святой
Дед сегодня вытворяет чудеса:
Под украи́нскую наливку «Спотыкач»
Он в мутных бликах медного Креста
Всем увидел тысячу удач.
Он был доверенный кудесник
И потихоньку слову Божьему учил,
И был совсем не пролетарский буревестник,
И только о надежде говорил.
Он, может, тоже был не без греха,
Славянский брат с глазами голубыми.
О Божьей милости он повторял слова,
Встречаясь с безнадежными больными.
Блаженный, за своим смирением
Прошёл дорогу тюрем и войны.
А вот сейчас за каждым к небу обращением
Молил во благость чьей-нибудь души.
Когда забили в барабаны братоубийственной войны,
Он понимал, что победителей не будет,
Но не понимал, за кем Славянский Спас нести,
И с кем там Божье благоденствие пребудет.
Он замолчал, как соловей в неволе,
Потух в глазах и заболел душой.
И в час полуденный в цветущем русском поле
При ясном свете отошёл Святой.
Ни о чём
Частое моргание, никчёмный разговор,
Наградой за старание – в картах перебор.
Хлопают в ладоши на выводы докладчика,
А на грудях у барышни – советская геральдика.
В приёмке стеклотары мается толпа
В похмельных испарениях и грохоте стекла.
У маленького братика болячка на руке,
Он скулит и чешется от этого Пирке.
У бабушки в трамвае украли кошелёк,
А пионеры строем шагают на урок.
В первомайский праздник сыто и светло,
Когда на корку хлеба сгущёнки натекло.
Когда
Когда стоишь босой в промёрзшем поле,
В окружении голодного зверья,
Твой палец – на курке свободы воли,
Если рядом не предавшие друзья.
Когда упавший снег, как саван погребальный,
На заплёванную землю опустился,
Я вползаю в тонкий мир астральный,
Где мой ангел-охранитель затаился.
Почему-то жар костра совсем не греет,
Хотя кожа пузырится от огня.
Что внутри сломалось и дряхлеет
Без слез и криков изуродует тебя.
Когда уже плевать и растереть,
Что приговор тебе выносит сталинист,
И безразлично – слышать и смотреть,
Что твоего ребёнка лечит атеист.
Когда жертва презирает палача,
Уходит мир привычного комфорта,
Но ровно разгорелась поминальная свеча,
А бабочки вспорхнули с праздничного торта.
Когда закончится словесная пурга,
И ты меня прикосновением разбудишь,
Я помолюсь и за себя, и за тебя.
Не осуди, и не судимым будешь.
Другу
Мне тогда почти исполнилось шестнадцать,
После восьмого выгнали за то, что был зубастый.
А ему почти подкралось восемнадцать,
Он был с белыми ресницами, рыжий и вихрастый.
На пальце перстень с розовым кристаллом,
В губах мундштук от папиросы «Беломор».
Он явно был отвергнут комсомолом
За чуждый коллективу кругозор.
Мы оба выросли средь уличных помоек,
В бараках довоенного комфорта.
Страница 7