Колдун - стр. 6
– Егоша… Егоша… – Слабый девчоночий голос нарушил тишину, вернул прежние страхи.
– Настена?
– Беда, Егоша, – быстро зашептала сестра. – Родичи Оноха весь лес обошли, а место, на которое ты указывал, так и не сыскали. Говорят – нет такого.
– Как, нет?!
– Я им не верю, и отец тоже не поверил. Хотел сам пойти поискать, но не успел. Стемнело быстро.
И то верно – в темноте многое ли увидишь? Хорошо хоть отец за розыски принялся, не отвернулся от угодившего в беду сына. Коли позволят светлые боги, на рассвете найдет он то место, где Онох умер.
– Ты не понимаешь! – Ему почудилось, будто Настена всхлипнула, но она не замолчала, продолжала шептать: – Убьют тебя ночью. Первак только о том и говорит. Братьев на подлое дело подбивает. Мне о том Олисья сказывала.
Олисья-уродина, старшая сестра Оноха, была Настене верной подругой. Нянчилась с малолеткой, будто с дочкой иль меньшей сестрой. Хотя никто, кроме Настены, ее и знать не хотел. Чурались уродины и дразнили немилосердно за большой, похожий на репу нос, за маленькие, раскошенные в разные стороны глазки, за тонкие и редкие волосья. А Настена словно не замечала уродства подруги – при встрече кидалась к ней, обнимала руками короткую шею Олисьи, вглядывалась с нежной любовью в косые глаза.
– Что ж будет-то теперь? – горестно выдохнула Настена.
Егоша задумался. Что будет, то лишь богам ведомо. Да что бы ни случилось, лишь бы кончилась поскорей эта мука!
Ощущая, как усталость вползает в истерзанную душу, он закрыл глаза и сказал:
– Ступай домой. Отец с матерью небось ищут уже. Я со своими делами сам разберусь.
– Правда разберешься? – недоверчиво спросила она..
– Правда… Ступай.
Настена бесшумно упорхнула, а взамен явилось томящее одиночество. Егоше нередко доводилось одному в лесу ночевать – ни тьмы, ни ночных шорохов попусту не пугался, но стены давили, мешали дышать полной грудью. Тошно было без свободного шума ветвей над головой, без чистого звездного неба, без вольного ветерка.
В углу зашуршала мышь. Егоша сузил глаза, всмотрелся в темноту. Задержалась что-то мышка в человечьем жилье. Обычно их род возле людского тепла лишь пережидает зимние морозы, а как подтаивают силы снежной Морены, так они подаются домой, в поля.
Что-то мелькнуло в едва проникающем через щель лунном луче. Егоша замер. Не замечая его, мышь выскочила в тонкую полоску света, принюхиваясь, потешно задергала длинным носом.
– Вот так-то, подружка, – невесело сказал ей Егоша. Испугавшись человеческого голоса, зверек вздрогнул и замер бесформенным комочком, уставясь на Егошу черными бусинами глаз. Его обдало внезапным холодом, словно рядом пронесся злой северный ветер. Померещилось, что сочатся земляные стены свежей кровью, а на пилу вместо маленькой мышки судорожно корчится чье-то изодранное страшными ранами тело. Егоша сжал зубы, попятился. Незнакомец повернул искаженное мукой лицо, захрипел, выдавливая из себя красную пузырящуюся пену, и Егоша с ужасом узнал в нем себя.