Колдовской ребенок. Дочь Гумилева - стр. 11
Прозвучавшее имя не удивило Энгельгардта. Слухи ходили давно, если из них правдива хотя бы половина – этот сословный ренегат выделялся даже среди прочих чекистов. Эдакий Флориан Геейр купчинского разлива. Кто выше стоял, тот ниже падает, не нами подмечено. Зло всегда в какой-то мере смехотворно, чем оно чудовищнее, тем смешнее. И чем смешнее, тем больше шевелятся волосы на голове, когда наблюдаешь его, даже на расстоянии. На даче в Купчине видный чекист устроил «коммуну», которой тешился после поездок на Соловки. Членами состояли сослуживцы, искавшие благосклонности начальства. С жалованья каждый платил членский взнос – десятую часть. Этакая антицерковная десятина. Не исключено, что впрямь не без намека: ему подобным разврат не в разврат без кощунств. Деньги Бокий тратит остервенело, самозабвенно. Ему, как опять же если верить молве, всегда их недостает. В Купчине пьют отнюдь не вина, но ворованный на службе же технический спирт. Свиньи и есть. Для себя, надо полагать, у Бокия в заводе что получше, но к чему поить хорошим вином всех этих своих Эйхмансов, дикарски не ведающих, что такое послевкусие и диск? Ох и мерзкие слухи ходят вокруг этих оргий…
– Они занимаются вивисекцией?
– Не только. Но и этим, похоже. Впрочем, те, кто попал в их «особую зону», подробностей уже не расскажут. Но ты не подумай, – Солынин коротко, горько рассмеялся, – что в не столь ужасных местах временщики не властны над людьми полностью. Властны, конечно. Это повсеместно. Особенно страшно, когда дело касается женщин. На Соловках видели, как женился Эйхманс. Есть такой, подручный Бокия.
– Я слышал, – хмуро кивнул Энгельгардт. – Он тоже часто бывает в столицах.
– Так вот… Печальная история. Имя бедняжки неизвестно, но за достоверность поручусь. Увидал в партии вновь прибывших девушку и отца. Поставил выбор: пойдешь за меня, пощажу отца. Не пойдешь – расстреляю. И ведь то и другое было вправду в его власти. Царек и божок. Но представь себе терзания девушки! Спасти отца – и возлечь с палачом, с плебеем, харкающим на пол! С латышом, каких твои предки не пускали на порог кухни, Гард! Или спасти свою честь – впрочем, надолго ли?
– Да, как доходит до брачных уз, им своих пролетарок отчего-то не хочется. – Энгельгардт усмехнулся такой же невеселой усмешкой. – Девушки жаль, хотя один кат это все ж лучшая, вероятно, участь, чем быть поруганной полусотней накокаиненных матросов, которые еще и растерзают живьём после. Можно пожелать ей, несчастной, только одного: бездетности. Помнишь: «дети, рожденные от таких браков, должны бы от ужаса умирать в утробе». Ладно, что о том. Как тебе представляется, Андрей, эти новые лолларды от тебя в самом деле отцепились?