Колдовская ночь - стр. 33
Кажется, кто-то из них поцеловал его в ответ, коснулся разгорячённого лица, затем губ. Веки его невольно дрогнули.
– Нет-нет, не открывай глаза, – зашептало-зашелестело вокруг. Искристый смех словно просыпался жемчугами ему на колени, в карманы, за шиворот. Вскружил голову, которая всё никак не желала остыть. – Иди, иди с нами…
– Только скажи, – вдруг требовательно вопросил второй голосок. – Полынь или петрушка?
«Какая полынь, к чёрту полынь, – с досадой подумал Иван. – Что ж в голове такая тяжесть?»
– Роза, – язык ворочался во рту с трудом. – Я розы люблю. И ромашки…
– А! Хорошо, хорошо!.. – запело вокруг с утроенной силой. – Пойдём, славный, пойдём…
И он пошёл, сам давясь странным смехом, что так и рвался из груди. Вдруг стало радостно, невыносимо радостно, хотелось бежать вприпрыжку – туда, туда, к воде! Окунуться в прохладную толщу, смыть напускное и бестолковое, стянуть одежду – зачем она детям реки и леса? Живут они, как птицы небесные, не подчиняются никаким на свете законам, кроме Божьего…
«Да святится имя Твоё, да придет царствие Твоё…» – пришли вдруг на ум слова молитвы, которую ежевечерне твердила за трапезой старая Тимофеиха. И сладкий туман в голове нервно заколыхался, холод ударил по ступням и выше. Он вдруг почувствовал, что бредёт по колено в воде, влекомый неведомой силой. Дёрнулся – бесполезно. Чьи-то пальцы вцепились ему в ладони мёртвой хваткой, прикрыли глаза. Кто-то упорно подталкивал его вперёд.
Лошадиное ржание донеслось до его слуха как сквозь вату. А затем голову будто раскололо пополам от чужеродного женского визга.
– А ну-у-у!
В бочину толкнулось что-то тяжёлое, выбивая дух и отбрасывая в сторону, хватка на плечах разом ослабла. Иван с оханьем открыл глаза и обнаружил, что сидит на берегу между зарослей камыша, в той самой грязи, в которой едва не оставил сапог.
Через пару ударов сердца мир рухнул на него запахами, звуками и красками, придавил к земле неизбывным ужасом и паникой. Он заорал во всё горло, суча ногами и пытаясь отползти в сторону, – страшные лохматые девки в истлевших мокрых рубахах тянули к нему костлявые руки, все в трупных пятнах. Глаза их сияли, мёртвенным блеском отражая взошедшую луну. Река едва ли не ходила ходуном, вода плескалась в берегах, в её толще сновали рыбьи тела, каждое толщиной едва ли не с бревно. Щуки, сомы, караси? Боже милостивый, да какой же они величины?!
Девки трясли патлами и шипели, но не двигались с места. Иван дёрнулся ещё раз – и с криком ощутил у себя под спиной чьи-то острые коленки.
Марьяшка стояла над ним, закусив губу и выставив вперёд ручонки с зажатыми в пальцах стеблями полыни.