Кольцо принца Файсала - стр. 15
Солнце, уж верно, миновало зенит, но точно он этого не знал. Здесь, в море, свет воспринимался как-то иначе, словно приобретал другую форму.
«Должно быть, я просто устал», – подумал Том. Камни у него закончились, но Том не волновался – он мог нырять и без них. Сейчас надо было немного передохнуть. Выпить глоток воды, чуть-чуть вздремнуть, потом можно поворачивать к дому.
Том улегся на дно лодки, вытер окровавленные ладони о рубаху, прикрыл глаза и провалился в сон.
Когда он проснулся, ветер дул с севера. Волны бились о лодку, которая качалась то вверх, то вниз. Спускались сумерки. Он проспал почти весь день и чувствовал, что проголодался.
Том сверил свой курс по солнцу, опустил весла в воду и принялся грести. Болели ладони, но не это было самое страшное. Дома его ждал нагоняй от хозяина, а может быть, даже Хуан Карлос. Хотя, если перед тем как наказывать, ему дадут поесть, он не станет жаловаться.
Том греб уже три часа, а берега по-прежнему не было видно.
Солнце село, океан теперь был темно-зеленым, а ветер, подсушив тело и одежду Тома, неожиданно стих.
Похолодало, и на водную гладь моря легла кашеобразная пелена тумана. «Можно подождать, пока на небе появятся звезды», – подумал Том. Но последние ночи выдались беззвездными, а значит, лучше остановиться и ждать. Самое главное сейчас – сохранить силы и сберечь питьевую воду.
– Я не умру, – громко произнес Том, – я еще так молод. Слышишь, Морской Бог? Мне ведь только четырнадцать лет. Почти четырнадцать. И мы все это время были с тобой друзьями. Ты принимал от меня в дар мои самые красивые камешки.
Том улегся на дно лодки и принялся разговаривать сам с собой, чтобы унять испуганно бьющееся сердце.
Стояла странная тишина. Говорят, на том месте, где затонуло большое судно, воцаряется мертвая тишина. То океан охраняет могилу, где покоятся души утопленников. Быть может, он очутился на том самом месте, где потерпел крушение португальский галеон? И поэтому здесь было так тихо?
Через час стемнело окончательно.
Том взглянул на свои руки, которые мелко дрожали на ночном ветру. Но не от холода, а от усталости и тревоги, которой он никогда прежде не испытывал.
Он бросил взгляд на черные волны и поразился тому, насколько густым был туман – словно каша в горшке. Том заговорил с морем в надежде умилостивить его. В конце концов он снял с себя отцовский ремень – самое дорогое, что у него было. Единственное, что оставил ему после себя человек, имя которого он унаследовал.
Том держал ремень над краем борта. Его рука тряслась, а голос дрожал.