Когти Соловья - стр. 23
Во всяком случае, четыре тени прошмыгнувшие в темноте совсем рядом никто из них не заметил.
До рассвета мальчишки просидели на скалистом уступе, откуда родная деревня была как на ладони. Они не разговаривали, не оплакивали погибших, просто ждали.
Утром пленных под конвоем отправили в Таллас. Двух избитых женщин и стайку перепуганных детей. Одна из женщин подняла голову, взглянула на светлое небо, и сердце Мара-Соловья пропустило удар. Мама! Она жива!
Тай встрепенулся, завидев сестрёнку. Пришлось напомнить им не высовываться.
На два десятка пленников — десяток солдат. Многовато, но всяко лучше, чем сотня.
Охрана верхом, пленные пешком. Значит, догнать их будет нетрудно.
Они догнали. И перегнали. Устроили засаду в лесу. Перестреляли половину солдат прежде, чем те поняли, что происходит. Нагрудники — хорошая защита в ближнем бою от удара мечом, но от пущенной в лицо или горло стрелы они не помогут. Один из стражей выхватил арбалет, навёл на шевельнувшиеся в чаще ветки. Выстрелить не успел, мама вцепилась ему в ногу, стащила с седла, получила кулаком в лицо, но хватки не разжала, они вдвоём покатились под ноги шарахнувшимся лошадям.
Зорка как-то освободила связанные руки, подняла брошенный арбалет, разрядила его в грудь ближайшего талласца. Тяжёлый болт, выпущенный почти в упор, пробил доспех и вошёл в тело, а бесполезный теперь разряженный арбалет девчонка кинула в другого стража.
Двое ребят постарше по примеру Мирены стащили с седла ещё одного стражника.
У Соловья кончились стрелы, он выхватил нож и спрыгнул с нависающей ветки прямо на спину последнему всаднику. А потом кинулся к маме.
Она заколола противника его же кинжалом, но встать не смогла. Только улыбнулась сыну, а по подолу юбки растекалось красное пятно.
— Нога, — сказала она, — кажется, сломала…
Он обнимал мать, друзья разрезали верёвки, освобождали остальных, ловили разбежавшихся лошадей. А он по-прежнему ничего не чувствовал. Он потерял отца, дом, всю свою жизнь. Он убивал людей. Ещё вчера он не знал, что на такое способен. Как хочется, чтобы всё это оказалось кошмарным сном. Открыть глаза, а мама шьёт безрукавки из козлиной шкуры, отец стучит молотком в кузне.
Отец.
И тут, наконец, пришло осознание. Резануло болью.
Тиана закричала и открыла глаза. И наткнулась на ошалевший и больной взгляд Соловья.
— Ты видела? — слова давались ему с трудом. — Видела, да? Чума белобрысая.
Тиана кивнула, горло сдавило спазмом, вдохнуть трудно.
— Что ты такое? Как ты залезла в мой сон?
Тиана пожала плечами и всё же смогла произнести: