Когда зацветет сакура… - стр. 8

…В тот день в клубе яблоку негде было упасть. Вся молодежь заводская пришла на комсомольское собрание, а вместе с ней и старики. Сидят волнуются. Еще бы! Решалась судьба их товарищей. Так им и сказали: если не докажете на своем собрании, что они не враги, – мы их арестуем. И с ними не шутили. Как только народ расселся по местам, тут же у дверей встал энкавэдэшный конвой. Ждали, когда сидевший в президиуме представитель областного Управления НКВД даст им сигнал.

Собрание тогда открыл секретарь парткома Степан Савельевич Батин. Мужик он был справедливый, вот и сейчас он хотел все по справедливости решить. Но только напористым оказался энкавэдэшник. Он такие аргументы против Тарасовых привел, что, по идее, их нужно было тотчас же заключить под стражу. Народ растерялся. И тогда на трибуну вышел Жаков. Сделав небольшое вступление, содержащее несколько сталинских цитат, он стал с аргументами в руках опровергать все обвинения в адрес братьев. При этом он говорил с таким жаром, так убедительно, что ему в конце зааплодировали. После этого энкавэдэшнику ничего не оставалось, как подняться с места и чуть ли не под улюлюканье заводских проследовать к выходу.

Но этим дело не кончилось. От Тарасовых отстали, зато завели уголовное дело против самого Жакова. Его обвинили в том, что он будто бы тайно встречается со своим отцом-белогвардейцем, хотя говорит, что вырос сиротой. «Да ты поезжай, покажи им могилку отца – тогда, может, отстанут», – посоветовал Лешке секретарь заводского парткома. Он так и сделал. В свою родную деревню он прикатил тогда на новой казенной «эмке» в сопровождении двух оперов. Те пошли по домам в надежде выяснить, на чьей стороне воевал Лешкин батя. Однако ничего вразумительного им так никто и не сказал. Дескать, все мы тут воевали, а пойди разберись, кто на какой стороне. Да и важно ль, мол, это сейчас?..

А вот могилку показали. Тут, говорят, и лежит Серега Жаков. Ну а жена его в другом месте похоронена – в голодовку умерла, оставив пятерых детей горе мыкать.

Тогда от Лешки отстали. Но ненадолго. Однажды вызывали в управление: так, мол, и так, поедешь в Свердловск, в спецшколу НКВД учиться. Тот на дыбы. Дескать, я в авиацию пойду – меня уже пригласили как лучшего курсанта авиашколы. Однако его и слушать не стали. Ты, говорят ему, парень идеологически подкованный и грамотный, а нам именно такие и нужны. Так что забудь про свою авиацию…

Вот так он против своей воли и оказался в органах. Одно его успокаивало: дескать, если здесь больше будет таких, как он, меньше будет зла на земле. Ведь все в этой жизни зависит от самих людей. Главное – быть честным и не бояться ничего. Чтобы потом не оправдываться: а что, мол, я мог сделать? Приказали – вот и выполнял… Но ведь выход всегда есть. Та же пуля, выпущенная себе в висок из револьвера. Уж лучше так, чем потом всю жизнь мучиться угрызениями совести…