Когда взорвётся Бетельгейзе - стр. 2
***
Старшая разбирается в моде, всегда была одета куколкой. Сама себя обшивала: от сарафана до брючных костюмчиков и пальто. Ещё в садике конструировала платьица из… конфетных фантиков. Складывала нарядную пахучую бумажку конусом, вырезала горловину, одевала флакончик из-под духов. Эти расфуфыренные флакончики ходили друг к другу в гости.
Потом пошли картонные куколки, к ним рисовались платья с бумажными лямочками – целый гардероб! Дальше понадобилось одевать пупсов: Старшая вечно сидела с иголкой и лоскутками, мурлыкала под нос.
Её знаменитое выпускное платье, которое произвело фурор в городе: из белого льна, воротничок стойкой, рукава модным тогда «фонариком», всё вышито «снежинками» из голубого бисера, и пояс и пряжка – всё бисерное. Эксклюзив!
А стояли годы жестокого дефицита, в магазинах шаром покати. Мама наизнанку изворачивалась, заводила дружбу с продавщицами из магазинов «Ткани», с товароведами, с кладовщицами. Ездила по деревням, тогда в сельпо можно было найти индийские, сирийские шелка, шерсть…
***
Младшая выходила замуж. Это плохой знак – что раньше старшей сестры. На Востоке, например, такие браки запрещены.
Старшая дулась, обещала уехать к тётке в деревню, чтобы глаза не видели. Но повздыхала и – делать нечего – засела шить невесте платье из серебряной парчи. Как раздобывали парчу, не спрашивайте – в страшной тайне, со складов, через третьи руки. И увлеклась свадебным шитьём, всю душу вложила.
Получилось нечто волшебное, космическое: тугая ткань обливала тело холодным тусклым серебром, девичья худенькая шейка и грудь – сама невинность – выглядывали из жемчужной рамки, спина голая, и до полу струятся драгоценные, царственные тяжёлые складки. Сколько примеряли, сколько сомневались и переделывали, фантазировали, сколько ссорились… По комнате летели ножницы, выкройки и куски ткани. «Ты у меня полжизни своим платьем сожрала!» – кричала Старшая.
…Готовый, совершенный во всех смыслах наряд висел на плечиках высоко под потолком, пускал по комнате солнечных зайчиков днём и лунных – ночью. Входящие боязливо косились на эту неземную красоту, ходили на цыпочках и говорили приглушёнными голосами.
А накануне свадьбы Младшая забрела в комиссионку в поисках шпилек. Увидела на манекене короткое, выше колен, свадебное платье. Оно пахло чужими духами, чужим потом, чужим телом, чужим счастьем… И, никому не говоря, купила и предстала перед гостями в этом убожестве, пошлятине и безвкусице.
Для Старшей это был удар, надругательство, плевок в душу. Она просидела всю свадьбу с каменным, мёртвым лицом. Долго потом не разговаривала и начала оттаивать, лишь когда её позвали крёстной матерью для первенца, племянника.