Когда убьют – тогда и приходите - стр. 19

Подстерегало ее еще одно искушение: В. В. Ордынцева звали Владимиром Вениаминовичем, то есть имя, как у ее младшего сына, а отчество – как у мужа. И что в сумме? Врач, а круче них только летчики или подводники, сексапил, да еще и тезка… Вот как тут сохранять объективность, скажите на милость?

Подготовительную часть провели довольно быстро. Ирину немного смутило, что Ордынцев отказался от адвоката, но в данной ситуации это не так уж и глупо.

Даже самый дорогой адвокат вряд ли сможет вывернуть ситуацию в пользу подзащитного, ему остается только взывать к милосердию суда, мол, смотрите, я бедный, несчастный, весь перед вами, уповаю на вашу милость.

Однако, встав, чтобы произнести обвинительное заключение, Ирина заметила, что подсудимый держит под сиденьем потрепанный брезентовый рюкзак, когда-то буро-зеленый, а теперь выгоревший почти до белизны. Железные застежки проржавели, кожаные лямки потрескались… У нее на антресолях тоже лежит такой.

Собрался, значит, бедолага, в дальнюю дорогу, не верит в гуманность советского суда.

Ирина взглянула на часы. До обеда они, конечно, не успеют, но можно договориться с Кошкиным и Бимицем, которые уважают ее статус кормящей матери. Часам к трем закончить без перерыва, и домой до завтра. Все же эти поездки туда-обратно для кормления Володи сильно выматывают.

Приступили к допросу подсудимого. Ордынцев виновным себя не признал, заявил, что к смерти Красильниковой привела череда роковых совпадений.

– Во-первых, я не психиатр и не обучен влет определять, дружит человек с головой или уже нет, – усмехнулся он, – но дело даже не в моей компетенции, а в том, что я не пошел в обход не из лени, а потому, что приемник завалили пациентами. Пришлось выбирать, – Ордынцев развел руками, – ведь разорваться-то я не мог.

– По прибытии на место вы обязаны разобраться с обстановкой, – гаркнул Кошкин, – и расставить приоритеты.

– Что и было сделано, – подсудимый усмехнулся, – смотрите, тут у меня истекающий кровью пациент, требующий немедленной торакотомии, а там – отделение со стабильными известными больными, получающими назначенное лечение. И куда я пойду, сами-то как думаете?

– Я думаю только о том, что ваше разгильдяйство стоило человеку жизни.

– Знаете, товарищ, если бы у меня на столе помер нестабильный больной, меня бы тоже никто не понял. Тоже бы сидел я сейчас на этом же самом месте и объяснял, почему шарахался по больнице, а не работал в операционной.

– Товарищи, давайте послушаем, что скажет эксперт, – вмешалась Ирина.

– Что-что, – проворчал Ордынцев, – понятно что.