Когда ты станешь моей. Книга 2 - стр. 17

Лукьянов вылетает в коридор, хлопнув дверью, продолжая отборно материться, Глеб же, потирая лоб костяшками пальцев, оценивает обстановку.

– Александр Николаевич…

– Вышел отсюда.

Кивок, и долгожданная тишина. Остаюсь один, вновь и вновь отлетая на несколько месяцев назад. Под ладонями ее плечи, в ушах крики и слезы. Почему? В миллионный раз задаю себе вопрос, не дающий покоя: как я мог? Зачем? Но ответов нет до сих пор. Содеянное не отмотать назад, не стереть из памяти, с этим приходится жить.

Боль нарастает с каждым вздохом, каждой прожитой секундой. Сожаление, никому не нужное самоистязание и плавящиеся внутренности. Меня пошатывает, я почти не осознаю происходящее, вижу лишь размытые силуэты, отдергиваю штору, тяну с силой, так что карниз падает на пол, перешагиваю, присаживаясь на подоконник, и протягиваю руку к стоящей на нем бутылке текилы. Отлично.

Сворачиваю крышку, прежде чем в кабинет влетает сестра. На ней распахнутый длинный ярко-красный пиджак и черное облепляющее фигуру платье. Открыв дверь, Людка застывает, опускает сжатую в кулак ладонь, тяжело вздыхая. Медленным шагом обходит кожаный диван, присаживаясь на самый край.

– Нравится? – закидывает ногу на ногу, вздернув идеальную черную бровь.

– Чего?

– Спиваться? Я вижу, ты втянулся, – ехидно смотрит на бутылку в моих руках.

– Отвали, – делаю глоток, жидкость прокатывается по горлу, ткани которого уже совершенно не реагируют на горечь.

– Слушай, долго ты еще будешь себя жалеть? – усмешка. – В кого ты превратился? Не мужик – тряпка.

Сжимаю стоящую рядом рюмку, и стекло хрустит под пальцами, разрезая кожу. Капли алой крови бесшумно капают на паркет.

– Встала и…

– А Баженова, между прочим, – растопыривает пальцы, любуясь маникюром, – мужика себе нашла, пока ты здесь травишься. Даже успела свалить с ним из Москвы.

– Что? – разжимаю руку.

Люда внимательно смотрит на лежащие под моими ногами осколки и, сглотнув, переводит взгляд к моему лицу.

– То… улетела она, в новую жизнь, Санечка, в новую и счастливую жизнь.

– Куда?

– Я без понятия, знаю только, что в Москве ее больше нет.

– Подожди, когда?

– Три месяц уже как.

– Почему ты раньше…

– Я говорила, но ты в своем запое маму не узнаешь… щелк, и с каждой новой рюмочкой все меньше воспоминаний.

– Сука, – подношу окровавленный кулак к губам, чувствуя сладковатый привкус железа.

– Вот-вот, – пожимает плечами, – завтра последняя встреча с инвестором, ты должен там быть, иначе всю работу, которую мы проделали, можно будет смыть в унитаз.

Киваю, смотря в одну точку.

– Вот и хорошо, – поднимается, подходя ко мне вплотную, – а это, – хлесткая пощечина, на которую я почти не реагирую, – за Марата. Не смей, понял? – острые ноготки впиваются в распахнутый ворот моей рубашки. – Ты не Бог и ничего не решаешь, ясно тебе?