Когда снега накроют Лимпопо - стр. 32
В то утро я проснулся от того, что замерз. Очень этому удивился со сна, пощупал рукой постель рядом. Тави не было. Я вскочил, вдруг понимая, что солнечное тепло из дома за ночь выветрилось, поежился от озноба. Накинул на себя пушистое покрывало, вышел на веранду. Над домом висели тяжелые облака, по земле стелился мокрый туман. Где-то высоко в темнеющем небе пронзительно и тоскливо кричала стая птиц. Я вдруг понял, что лето закончилось.
Тави как всегда сидела на перилах веранды, запрокинув голову, словно следила за криком убегающих от надвигающейся зимы журавлей.
– Вот ты где, – я обрадовался. – А мне вдруг показалось…
– Лето заканчивается, милый, – сказала Тави, покачивая босой ножкой. – Ты ничего не хочешь для меня сделать? Я была очень милой с тобой.
– Все, что угодно, – с энтузиазмом ответил я. – Выходи за меня замуж!
Глупец. В тот момент я был искренне уверен: это предложение – самое прекрасное, что мужчина может сделать для женщины. Я и кольцо купил. Еще в начале лета. Привез его с собой, ждал подходящий момент. Кажется, вот он и настал. По моему представлению, Тави должна была воскликнуть «Я согласна!», и со слезами радости на глазах кинуться мне на шею. Но все оказалось совсем не так…
– Я не могу прямо говорить об этом, но ты попробуй догадаться, – Тави, кажется, даже не заметила эпохального предложения, которое я вынашивал и репетировал три месяца.
– О чем еще? – оторопело спросил я.
Она посмотрела на свои босые ноги. Подчеркнуто, со значением.
– Почему ты все время ходишь босая? – вдруг дошло до меня. – Здесь целая батарея босоножек и шлепанцев Серегиной мамы. Судя по тому, что ее одежда тебе подошла, обувь тоже должна быть впору.
Тави покачала головой.
– Ты думаешь в верном направлении, но неправильно ставишь акценты. Подумай еще раз.
Я присел на одно из плетенных кресел, подумал. И понял.
– Тебе нужны твои башмаки?
Она прищурилась.
– Я не могу говорить об этом. Но ты не будешь так любезен…
Тави вздохнула и повторила:
– Я была очень милой с тобой.
– Какого черта! – до меня дошло. – Я думал, мы безумно влюблены, а не просто «милые друг с другом».
– Летавица не может быть влюбленной, – произнесла Тави, и я поперхнулся своим негодованием.
– Как ты сказала?
– Я – летавица, милый, – она с удивлением посмотрела на меня. – Неужели ты не догадался?
– Что значит – летавица? Впервые слышу, – на меня вдруг свалилась вся тяжесть мироздания.
И ощущение: сейчас Тави скажет что-то намного ужаснее, чем «была милой с тобой». В груди нарастал снежный ком, тут застывая нетающей льдиной.
– Это моя сущность, – непонятно объяснила она. – Вот твоя сущность – человек. Моя – летавица.