Когда рождаются Ангелы. Книга 2 - стр. 2

Целый год.

Она получила от хозяина Темного леса Силу – все его существо, накопленное за сотни лет, все воспоминания его и предков Бараоса, но расчихлять подарок не спешила. Не хотела. Формально она – хозяйка всего, на что наложено заклятие темной Силы, осталось лишь предъявить права на Темный лес как прямой наследницы.

Она – хозяйка. Госпожа. Хранительница.

Даже если и найдутся те, кто посмеет оспорить ее могущество, не смогут воспротивиться ее мощи.

Все, что обещал ей Бараос, он исполнил.

Но ей не нужно ничего! Ни тогда, ни сейчас тем более!

Бремя, не выносимое, тяжкое, давило на душу. Не власть ей нужна – тишина и покой. Такой, чтобы никто не трогал, не лез, не вменял ненужного долга. Все долги она уже отдала. Жизнью своей отдала сполна!

Вот только темная магия просто так не отпускает. Нужно собрать ковен на шабаш и на нем отказаться от власти. Пусть как хотят. Лишь бы ее не трогали.

Лиза прошла в спальню – место, где впервые она познала сладость плотской любви, где ее тело растворялось в великом Пространстве и возносилось к небесам. Месте, где она отдала в услужение свою душу человеку, решившему сделать из нее рабыню. Месте, откуда она получила роковое условие – убить брата ради дальнейших услад.

– Ненавижу тебя! Ненавижу тебя, Бараос!

Хриплый крик, такой сильный в своем гневе, но едва слышный из усталого тела застрял в стенах дома, приютившего уставшую от боли молодую княжну.

***

Любава рвала и метала. С каждым ее оправданием вранья, с каждым приводимым доводом голос богини, а вместе с тем и ее возмущенное биополе хлестало Драгомира не хуже плети. С одной стороны молодой князь понимал ее возмущение – нельзя было уберечь Лизу от ее судьбы, но с другой – так врать семье она не имела права. Даже если изменить долю Лизаветы оказалось невозможным, они имели право знать. Имели право проститься, сказать нужные слова.

Чьи слова ей были нужны в тот момент? Что они могли сказать?

Только то, что сняло бы с них бремя вины…

Но прощать или нет, могла решать Лиза, и больше никто! Запоздалыми мыслями и он, и отец надеялись на ее прощение, но молчание Любавы лишило их этой надежды.

Мысли послать Любаву из замка, выбросить из головы ее слова столько раз толкали Драгомира к действию, но чей-то навязчивый ор за стеной замка не позволили молодому князю обидеть разгневанную богиню.

– Любава, – Драгомир был уже достаточно пьян, чтобы иметь совесть с нею спорить, – слышишь?

– Слышу я! – взвизг вперемешку с хрипом резанул по ушам. – Это бывший раб дочки, на нем ее кровь! Что эта скотина тут делает?