Когда под ногами бездна - стр. 41

– А свой катер он очень любит.

– Алё, меня он любит тоже.

– Я не говорил обратного. – Джереми криво усмехнулся. – Я только сказал, что он любит свой катер.

Четыре дня спустя у Джереми случился сердечный приступ, когда он сидел в своем кабинете в колледже. Точнее, он подозревал, что это приступ, но не был уверен на сто процентов и отправился на своей машине в ближайшую больницу. Подъехав к приемной скорой помощи, он поднялся по ступенькам к дверям, и внутри произошел второй приступ. Дежурный приемного отделения, кинувшийся к нему на помощь, был удивлен тем, с какой силой Джереми схватился своими мягкими профессорскими руками за лацканы его халата.

Он притянул лицо дежурного к себе, выпучил глаза и произнес фразу, после которой в течение долгого времени не говорил ничего. Смысл сказанного был непонятен дежурному, как, впрочем, и всем остальным.

– Рейчел в зеркале, – прохрипел Джереми.

Уже третью ночь Морин и Рейчел дежурили по очереди в больнице у постели Джереми.

– Вы говорите, «Рейчел в зеркале»? – переспросила Рейчел.

– Так сказал Амир, – кивнула Морин. – У тебя усталый вид. Надо отдохнуть.

Через час Рейчел должна была появиться на работе. Она опять опаздывала.

– Я чувствую себя нормально.

Джереми лежал на кровати, открыв рот и уставившись в потолок бессмысленным взглядом.

– Дорога, наверное, ужасная, – сказала Шарлотта.

– Да нет, не такая уж плохая.

Рейчел села на подоконник, так как все три стула были заняты семейством Джереми.

– Врачи сказали, что это может продолжаться несколько месяцев, если не дольше, – сказал Тео.

Морин и Шарлотта заплакали. Тео подошел к ним. Все трое сгрудились, переживая свое горе. Несколько минут Рейчел видела только вздрагивавшие спины.

Через неделю Джереми перевели в неврологическое отделение, где у него постепенно восстановилась, хотя и частично, двигательная способность и элементарные речевые навыки – на уровне «да», «нет», «туалет». Он глядел на жену так, будто она была его матерью, на детей – как на внуков, а на Рейчел – недоуменно, словно не мог понять, кто она такая. Они пытались читать ему вслух, прокручивали на айподе его любимые картины, записи обожаемого им Шуберта. Все впустую. Он хотел есть и спокойно лежать, отдыхая от болей в голове и во всем теле. Он воспринимал мир с ужасающим нарциссизмом младенца.

Морин и дети дали понять Рейчел, что она может посещать Джереми, когда пожелает, – сказать что-либо иное было бы слишком невежливо. Но разговаривали они преимущественно между собой и испытывали явное облегчение, когда она собиралась уходить.