Когда нельзя любить. - стр. 2
– Ну ты точно сошла с ума! – воскликнула она. – Или еще не проснулась. Разве ж можно в таком виде перед господином представать?
– А в каком можно? – опешила я.
Кому как ни маме знать, что с Дмитрием Солодеем, как и с любыми другими членами его семьи, я если и встречалась, то в коридорах дома. В такие моменты прислуге положено было становиться тише воды, ниже травы, разве что не невидимой. Говорить не разрешалось, касаться их тоже. Благо, и они нас не замечали – легче было шмыгать незаметно мимо них.
– Надень форму, – велела мать.
– Не могу, она постирана и еще не высохла.
– Ну тогда платье какое построже, в пол. Да волосы гладко расчеши и в пучок собери. Руки прячь в складках платья и не забудь про глаза…
Последнее предупреждение уже донеслось до меня из-за двери. Понятно, мама спешит на кухню. А мне что прикажете делать? Руки так и ходят ходуном. Что-то разволновалась не на шутку.
Платье я выбрала самое строгое из своих – темно-синее и шерстяное, как раз по погоде. На дворе уже стояла осень. И хоть листва с деревьев еще не вся облетела и в солнечном свете пока еще радовала глаз яркими осенними красками, но я-то знала, что это вопрос времени. Совсем скоро ветви оголяться и будут сиротливо трепыхаться под порывами свирепого ветра, который в это время года дует почти безостановочно, принося сначала дожди, а потом и снег. Осень и зима в наших краях не самые приятные времена. В такую пору лучше всего сидеть дома, возле очага и читать книгу, ну конечно, когда не занята работой.
Но сегодня, пока еще, меня встретило ласковое солнышко и проводило до господского дома, в который входила на негнущихся ногах. Вот ведь тоже, не первый же раз пересекаю парадный холл и поднимаюсь на второй этаж, где в библиотеке, как сказала мама, меня ждет Дмитрий Солодей, а волнуюсь так, словно грозит мне по меньшей мере смертная казнь.
Дверь в библиотеку оказалась приоткрытой, и я умудрилась протиснуться внутрь, даже не задев ее. Ни единый звук не сопровождал моего появления, и какое-то время я стояла, не шевелясь и пялясь в пол, старательно пряча руки в складках платья, как и велела мама. Показывать руки и смотреть в глаза волкам строго настрого запрещалось Уставом. Не спрашивайте почему, не знаю, но это правило мне втемяшили в голову с детства. Нет, конечно же, я знала, как выглядят господа, издалека-то мне не запрещалось на них смотреть. Но спросите меня, какого цвета глаза у главы кланы или его жены, не отвечу, потому что понятия не имею. И про дочерей их знала только, что они очень эффектны, одеваются со вкусом. А вот красивы ли, с трудом бралась судить. Да и красота волчья отличалась от человеческой. У них, прежде всего, ценилась сила и выносливость, красивым считалось физически тренированное тело, без грамма лишней жиринки. Мы же, люди, любили плавность и даже пышнотелость. Мама не раз сетовала, что я у них получилась нескладной худышкой, что крови во мне маловато. Да и ростом я не вышла, чего уж там. Но ведь и не уродина, и на здоровье не жаловалась. Вон, когда эпидемия гриппа скосила почти всю прислугу, я одна из немногих перенесла ее на ногах, не слегла в постель и работала за десятерых. Так что, сама я внешнюю привлекательность ценила не очень высоко, куда как важнее быть внутренне сильной.