Когда наступит никогда - стр. 19
– Что вы делаете? Это наши вещи!
– А это моя квартира, – отвечает мужчина, указывая пальцем на открытую дверь. Он высокий и крепкий, в мокрой майке и грязном сером комбинезоне. – Конечно, если у вас нет шестисот долларов. А как я догадываюсь, их нет – твоя мама столько не зарабатывает.
– Но вы не можете! Ее даже здесь нет!
– Могу, – отрезает мужчина. И, словно в подкрепление собственных слов, швыряет лампы на промокшую кучу домашней утвари. Один из абажуров скатывается на тротуар, и с тошнотворным треском разбивается лампочка. – Так написано в договоре, подписанном хозяйкой квартиры. Два месяца задержки, и вы съезжаете.
В дверях появляется мальчик с охапкой полотенец и подушек. Он ненамного старше нее – лет четырнадцать или пятнадцать – и очень похож на отца: такие же соломенные волосы, твердая челюсть, холодный взгляд. Он издалека кидает подушки в кучу и улыбается жестокой улыбкой. Он не впервые помогает отцу выселять людей.
Выселение.
Это слово наполняет Кристин стыдом. Она знала, дела шли туго, ее мать едва сводила концы с концами, они жили на хот-догах и макаронах с сыром, но Кристин никогда не понимала, что все настолько плохо. Неудивительно, что матери приходится брать дополнительные смены в «Пиггли Виггли» и что она всегда выглядит такой измотанной, будто еще немного, и рассыплется на кусочки.
Кристи-Линн продолжает пялиться на мокнущую кучу вещей, не сводя взгляда с пушистой фиолетовой ноги – плюшевый динозаврик, подарок матери на шестой день рождения, – когда ее внимание привлекает то ли движение, то ли звук. Внутри все сжимается, когда в окне над головой раздвигаются шторы и появляется пара лиц. И это не единственные наблюдатели. По всему комплексу люди выглядывают из окон или стоят в дверях и смотрят, что будет дальше. И от этого почему-то становится хуже.
Кристин преодолевает желание заплакать. Чем это поможет? Нужно позвонить матери, сказать, что происходит, – вот только ее начальник не любит, когда ей звонят на работу, а меньше всего им сейчас нужно, чтобы Шарлен Паркер уволили. Кроме того, звонить все равно неоткуда. Даже если Кристин впустят в квартиру – чего, скорее всего, не случится, – телефон отключили еще несколько недель назад.
Снова появляется сын мужчины, на этот раз с ношей в виде кастрюль и сковородок, в том числе с железной сковородой, в которой ее мать готовит кукурузный хлеб. Он с грохотом швыряет их на ступени и поворачивается к отцу, чтобы забрать протянутую коробку. Похоже, в ней вещи из-под раковины: спрей для мытья стекол, жидкость для посуды, наполовину использованный рулон бумажных полотенец. Кристин наблюдает, как картон темнеет под дождем и полотенца медленно размокают.