Когда исчезли голуби - стр. 28

Розали вырвалась.

– Розали, я не единственная, у кого муж на фронте. Не беспокойся за меня. Если бы ты знала…

Юдит замолчала. Она не хотела говорить о муже с Розали. Не сейчас.

– Моя свекровь тебе досаждает? – спросила Юдит.

Плечи Розали расслабленно опустились, как только Юдит сменила тему.

– Нет, совсем нет. Она убирается и делает всякую мелкую работу, стирает марли для молока, все то, что обычно делают дети. Она здорово помогает. А потом, у Роланда меньше хлопот, ведь он знает, что его мать здесь под присмотром. Пойдем, нас ждут.

Розали поспешила в сарай. Юдит перевела дух, вечер был тихий, слишком тихий, и она пошла вслед за Розали. Скоро она уедет, скоро поезд будет подбрасывать ее костлявые коленки. Надо еще немного потерпеть, всего ничего, вот только будут готовы банки со свиным жиром да пара бутылок самогона, чтобы спрятать их под юбкой в специальном поясе. Юдит больше не пыталась заговорить с Розали, а молча раскладывала мясо на разделочном столе. Свекровь и Леонида тщательно выбирали подходящие куски, чтобы положить на дно бочки на лето, куски для первой засолки – в таз, бока – в соус, спинку – на сковородку, тыкали пальцами в ногу, которая будет ждать своего часа до Пасхи, та часть, что чуть выше хвоста, пойдет на зимние щи с кислой капустой. Обсуждая деревенские сплетни, женщины так громко говорили, что безмолвия Розали и Юдит никто даже не заметил.

Шум с Ратушной площади долетал до окон гостиницы “Центрум”, автомобильные гудки и выкрики мальчишек-газетчиков врывались в номер, обтекая статную фигуру Эдгара, стоявшего перед зеркалом массивного шкафа темного дерева. Эдгар медленно и торжественно поднял руку, сосчитал до трех и уронил ее вниз, затем повторил движение, досчитав до пяти, потом до семи и вглядываясь в образуемый рукой угол: достаточно ли пряма рука, а голос достаточно ли уверенный? Надо еще не забыть оставить необходимое для приветственного взмаха пространство. Он не пользовался немецким приветствием при встрече с контактными лицами, встречи были неофициальными и не должны были привлекать внимания, теперь же ситуация изменилась, а протокол неизвестен, рука может задрожать, или ее сведет судорогой. Он тайком практиковался еще в лесу, учитывая, что Эггерт Фюрст был левшой. Что, безусловно, делало его приветствие слегка неловким, чуть замедленным. Имя пришло ему в голову, когда обучавшиеся на острове Стаффан готовились к возвращению в захваченную большевиками Эстонию и Эдгар выправлял для парней советские документы. Тогда-то он и вспомнил о родившемся в Петрограде в эстонской семье Эггерте Фюрсте, друге детства одного его коллеги из НКВД. Более подходящей кандидатуры для его целей найти невозможно: прошлое Эггерта нельзя проверить, находясь по эту сторону границы, а его родственники вряд ли могут здесь объявиться. Эдгару надо лишь позаботиться о том, чтобы его собственная семья молчала, – и если он даже не отвыкнет отзываться на имя Эдгар, то “Эггерт” звучит похоже, всегда можно объяснить, что ослышался. Этот незнакомый для него человек вряд ли так ясно отпечатался бы в его памяти, если бы не сослуживец, который тяжело переживал утрату друга, умершего от туберкулеза; Эдгар помогал ему тогда справиться с горем, и они вместе долгими вечерами перечитывали старые письма и предавались воспоминаниям детства. Легко запоминающиеся дуги и резкие взлеты почерка – особые черты переученного левши – были знакомы Эдгару еще с гимназии. Успокаивая напряженные нервы заказанным в номер пирожным, Эдгар мысленно благодарил Вольдемара, которому так часто была необходима помощь с домашними заданиями. Он помнил жесты и движения Вольдемара, неловкое обращение с вилкой, огромную рукавицу, надетую на левую руку, чтобы он ни в коем случае не пользовался ею тайком. Об этой рукавице было сложено немало дразнилок. Тренировка движений, свойственных левшам, была, пожалуй, необязательной, но детали – залог успеха. Поэтому по приезде в гостиницу Эдгар взял ручку сначала левой рукой, а затем переложил ее в правую, посмеявшись над старой привычкой вместе с работником гостиницы – о левшах сложено немало анекдотов, – и, забирая отпаренный костюм у горничной, он левой рукой дал ей хорошие чаевые.