Размер шрифта
-
+

Когда боги закрывают глаза - стр. 12

Голос великого тубаларского шамана тихий, монотонный. Рюрик Гнедич шепчет свой перевод господину Ито и его семейству, студенты и студентки понимают по-русски. Сухие сучья потрескивают в очаге, багровое пламя бликами играет на стенах айлу, освещая их лица.

– Старики тут кое-что рассказывают, но нехотя, словно чего-то боятся, – закончив перевод, Рюрик «подключается» к действу. – Я слышал, у этого ОНО много имен.

– Ни одно да не будет названо к ночи, – великий тубаларский шаман откладывает трубку и берется за свой бубен. – Это не злой дух, не Алумасу, не орлог из подземной пещеры, не сын леса. Ибо сын леса не станет затаптывать огонь в очаге и протыкать человечий глаз острой иглой. Орлог любит пугать, Алумасу любит вредить, но ни один из них не осквернит свой рот кусками плоти, содранной с человечьего лица. ОНО охотится на людей и пожирает их плоть, ест человечину. ОНО не злой дух, ОНО гораздо хуже, страшнее, ибо для него нет закона и духи предков против него бессильны. Гнев Эрлика породил его… Эрлик однажды возжелал потягаться с великим Ульгенем, отцом всего сущего. Но был посрамлен. ОНО – плод его ярости, ужас для всех земных созданий бога Ульгеня. ОНО охотник и пожиратель, ОНО – чудовище ночи и дня. Никто не выживает, встретившись с ним в тайге или на дороге. А потом лесники и охотники находят в лесу кости и черепа, прибитые к стволам пихт. И следы его когтей на коре, кровавые метки, что оно оставляет на деревьях, говоря нам: вы все – моя добыча и я еще не сыт вами. Я голодный после долгой зимы.

Семидесятилетняя Юрико-сан – двужильная, бывалая туристка – что-то зашептала Рюрику, и тот перевел:

– Юрико-сан интересует, в каком виде сын гнева Эрлика употребляет мясо человека – в сыром или как-то обрабатывает? Жарит?

– Сын гнева… не совсем точно, скорее плод гнева Эрлика, – изрек великий тубаларский шаман, легонько стукнув колотушкой в бубен. – Оно не имеет пола и совокупляется само с собой. Когда оно ловит человека…

– Ну все, пошло-поехало, – шепнула Инга Мещерскому. – Теперь братца уже не остановить. Пойду воздухом подышу, не хочешь со мной? Вон глаза у тебя от дыма как у кролика красные.

Они выбрались из айлу. Глотнув свежего бодрящего смолистого воздуха, Мещерский аж поперхнулся, закашлялся. Инга подошла, плавно, соблазнительно вертя бедрами, обтянутыми узкими джинсами, и постучала его легонько по спине.

– Москвичонок ты мой, – пропела она, улыбаясь. – Дыши, дыши полной грудью, воздух наш таежный лучше вина. А по-крупному мы с этих япошек наварили бабок, да? Выгодный тур, давно такого не было. Вот устроим им еще конный поход к каракокшинской пещере, и за это с япошек слупим, а потом ты сядешь в самолет и улетишь в свою Москву. И я тебя долго не увижу, может, вообще никогда?

Страница 12