Кодекс смерти - стр. 26
Они легли рядом. Он ласково прикоснулся к ее лицу, она поцеловала его – сперва нежно, осторожно, потом страстно, они прижались друг к другу, гладили трепещущую кожу.
Он бережно провел рукой по ее спине, по животу, по бедрам, и она шептала ему самые французские из всех французских слов.
Время перестало существовать.
Однако время существовало. Когда Фредрик Дрюм наконец всплыл на поверхность, солнце уже зашло. Он приподнялся, сел на край кровати.
Он смотрел на обнаженное тело Женевьевы. Она лежала с закрытыми глазами, на ее губах играла таинственная улыбка. Он в жизни не видел такой красоты. Женевьева Бриссо была Идея. А он – Идея Дрюм. Фредрик с трудом сдержал чих.
Он осторожно встал, поискал взглядом дверь ванной, хотел принять душ.
– Ванная прямо. Можешь вытереться большим синим полотенцем. – Она сказала это тихо, мягко, не открывая глаза.
Он рассмеялся, бегом пересек комнату и закрыл за собой дверь.
Стоя под душем, он пел. Вспомнились мелодии, забытые много лет назад. Слова сами просились на язык. «Дэви Крокет» и «Желтая Роза Техаса». «В саду моего отца» и «Марсельезу» исполнил по-французски, грассируя, словно Пиаф.
Женевьева последовала за ним.
Одеваясь, они не сводили друг с друга влюбленных глаз.
Женевьева предложила спуститься вниз, в гостиную, выпить чая. Фредрик колебался – не нарушил ли он больничный распорядок? Что подумает персонал – Женевьева с алыми щеками и красноречивым взглядом, и сам он, предельно возбужденный, вот-вот взлетит к небу, будто наполненный гелием шар.
Все же она его уговорила.
Пока Фредрик рассматривал гостиную, Женевьева вышла за чаем в соседнее помещение. Венецианская мебель. Персидские ковры. Комод – настоящий чиппендейл. Картины Гогена, Моне, Фортензолы. Окна с витражами в свинцовых переплетах. Витолло Умбро принадлежал к богатому семейству. И пациенты, приезжающие со всего мира, наверно, платили немало. Он делал чудеса.
В одном углу гостиной сидела пожилая женщина. Брильянтовые браслеты, кольца, ожерелья… Она сидела неподвижно, глядя в пол.
– Английская графиня, – прошептала Женевьева, ставя чашки на стол. – Сорок лет молчала как убитая, а доктор Умбро добился того, что она дважды разразилась грубой бранью. И это за какую-нибудь неделю, что она здесь.
Фредрик кивнул – недурно.
– Да, интересное место, этот Офанес. – Он отпил чая. – Тебе известно что-нибудь про здешние раскопки? Говорят, тут нашли что-то сенсационное?
Она мотнула головой:
– Я не совсем в курсе. Но в селении многие говорят о них. Кое-кто недоволен, другие считают, что это здорово. – Женевьева примолкла, о чем-то задумалась, потом продолжала: – Фредрик. Надеюсь, ты приехал сюда навестить