Князья Ада - стр. 44
Паола говорила по-французски – также как баронесса и все остальные обитатели Посольского квартала, кроме разве что американцев, которым, по мнению Лидии, и английский-то давался с трудом.
Миссис Эшер повертела головой, рассматривая серые стены хутунов, открытые ворота, за которыми виднелись дворики, полные играющей ребятни и развешанного белья, и тщетно попыталась понять, где они находятся. То там, то тут из-за стен выглядывала какая-нибудь симпатичная крыша, выложенная ярко-красной или зелёной черепицей и отделанная золотом, но стоило завернуть за какой-нибудь очередной угол – и ориентир мгновенно терялся из виду.
И Паола, и баронесса предупреждали Лидию о царящей в переулках вони, но здесь пахло отнюдь не так скверно, как в Константинополе.
Впрочем, по мнению Лидии, ничто не могло сравниться с запахами Константинополя.
Храмовый дворик оказался маленьким и тесным, загромождённым голубятнями и каменными садками для рыб. Однако здесь царило удивительное спокойствие – словно шумные городские улицы остались где-то далеко-далеко.
Во дворе возвышалась пара древних вязов, а возле одного из боковых строений обнаружился молодой монах в коричневом облачении, неуклюже подметающий утоптанную землю. Двойная крыша основного здания сплошь заросла зеленью, придавая ему вид угрюмый и запущенный. На ветхих ступенях дремал палевый пёс, а в проёме виднелся суровый лик, взиравший на входящих из ниши в дальней стене в окружении вышитых знамён, бумажных фонариков и мисок с подношениями – конфетами, фруктами, засахаренными арбузными семечками, кунжутными шариками и рисом.
– Это Гуань Юй[26], бог войны, – пояснила баронесса. – По словам сэра Джона, этот человек существовал на самом деле. Забавно, что они превратили живого генерала в божество! Это всё равно что построить храм Наполеона и проводить службы в его честь. Впрочем, во французском посольстве наверняка найдётся парочка-другая идиотов, которые заняты именно этим…
– Вероятно, он снискал великую славу, – Лидия вгляделась в ярко-алое лицо с огромными глазами, таращащимися из-под густых чёрных бровей. Запах благовоний немилосердно бил в ноздри.
– А это Гуаньинь, богиня милосердия, – Паола указала на восточную стену, где во второй нише на затейливом, похожем на цветок лотоса постаменте, возвышалась статуя женщины в струящемся одеянии. Даже издали было заметно, что на лице статуи отражается безмятежная красота, свойственная тому, кто прозревает будущее далеко наперёд и твёрдо знает, что всё будет хорошо. – Говорят, что Гуаньинь была принцессой, достигшей нирваны через медитации и благодеяния, однако за миг до того, как она перешагнула порог Небесных врат, за её спиной раздался плач ребёнка во тьме мира людского – и Гуаньинь вернулась обратно. – Паола перекрестилась. В сумраке храма чёрная ленточка-чокер на шее итальянки подчёркивала черноту волос и бледность кожи лица, похожего на лик Мадонны на картинах её соотечественников. Лидия отметила, что сеньора Джаннини, похоже, на пару-тройку лет моложе её самой и к тому же отличается мягкостью обращения – хотя, возможно, такой она казалась на фоне госпожи Дроздовой. – Мне нравится думать, что в образе Гуаньинь они почитают Святую Деву…