Княжий сын. Отцовское знамя - стр. 15
Он посторонился. Я взял лошадь под уздцы и прошел во двор детинца, который тоже оказался достаточно плотно застроен. Тут и дружинный дом, и конюшни, и какие-то другие постройки, о назначении которых я и понятия не имел, но самое главное – княжеский терем. Тоже каменный, высокий, в четыре этажа, с широкой площадкой на самом верху, откуда можно держать оборону, если неприятель прорвется за крепостные стены.
Возле одного амбара стояло двое мужчин, один из которых, высокорослый, настоящий великан, на голову выше меня, явно был очень недоволен своим собеседником. Он что-то доказывал ему, тыча пальцем в кусок бумаги, который держал в руках. Второй же имел вид уставший и какой-то понурый.
– Ну и как, скажи мне, крысы могли испортить шесть бочек солонины? – услышал я речь высокого. – И пять мешков зерна! И почему вы их выбросили, а не показали мне?
– Так не велено было беспокоить, болел ты, Борис Русланович, – отвечал второй.
– Ой, врешь, Митька, ой врешь, – покачал головой начальник стражи. – Продал? Так и скажи, что продал.
– Да не продавал я ничего, это крысы все, – в голосе мужичка послышались панические нотки. – Крысы.
– Да, это не крысы у тебя, это волкулаки какие-то получаются. Что же ты столько крыс-то завел, что они у тебя солонину бочками жрут и зерно мешками?
– Борис Русланович! – бесцеремонно перебил его Сенька. – Здесь посланник из Брянска прибыл, старший приказал к тебе вести.
Начальник стражи резко повернулся, окинул нас взглядом. К моему удивлению, у него оказалась очень смуглая кожа и узкие глаза, со странной складкой над верхним веком. В общем, выглядел он необычно, я бы даже сказал, что чужеземцем, хотя одежда на нем была вполне простая, русская, да и говор его никак не отличался от моего или, скажем, Пашкиного.
– Повезло тебе, – на секунду повернулся он к своему собеседнику. – Иди давай, потом с тобой разберусь.
Мужичок, смиренно кланяясь, побежал куда-то прочь. Начальник стражи же обратил внимание на Сеньку, который стоял, вытянув руки по швам, что вкупе с его нескладным внешним видом и одеждой не по размеру выглядело уморительно.
– Ну, привел, иди теперь. И чтобы сразу обратно к воротам, понял, охламон? – приказал он, а когда мальчишка рванул прочь из крепости, повернулся к нам и почему-то объяснил. – Парнишка сирота, его на поруки взяли после того как отец этой зимой спьяну в сугробе замерз. И этот ведь в него же пошел, тоже, чуть внимание ослабишь, напиться норовит.
– И что, наливают? – удивился я. Мне-то до шестнадцати лет никто в харчевне и кружки бы не подал. А если уж мать узнала б, точно голову оторвала бы.