Княжий сын. Отцовские долги - стр. 41
– Хорошо, – кивнул тот. – Я уделю тебе немного времени. Давай помолимся вместе, а потом ты расскажешь о грехах, которые ты совершил.
– Только… – сказал я. – Только я не знаю молитв. Я совсем недавно принял крест. Знаю только Символ Веры. И “Отче наш”.
– Тогда повторяй за мной, – священник улыбнулся, жестом попросил меня подойти поближе к иконам и стал читать молитву.
Я повторял за ним, а сам думал о том, что буду ему рассказывать. С точки зрения христианской морали я совершил столько грехов, что их сложно не только перечислить все, но и просто вспомнить. Если уж совсем честно, то последний год, с тех пор, как я отправился в путь с Игнатом, я только и делал, что грешил.
– Ну, – после того, как мы закончили, священник повернулся ко мне и жестом поманил меня к подставке, на которой лежала какая-то книга и большой деревянный крест. – Только помни, исповедуешься ты только перед Господом нашим Иисусом Христом. А я лишь свидетель этого.
– Хорошо, – голос сам собой сел, и я невольно откашлялся. – Прости меня, Господи, ибо я согрешил. Прости мой смертный грех, я отнял жизнь другого человека. Даже не так, я убил столько людей, что не могу и сосчитать. Но большинство из них были плохими людьми, это были убийцы, воры, насильники. Я знаю, что не в моем праве карать и миловать, но так вышло, я раскаиваюсь и прошу меня за это простить.
– Ты можешь вспомнить всех, кого убил? – спросил священник.
– Могу, – я вздохнул, на душе моей было тяжело. – Первым, кого я убил, был Федька Широкий, атаман ватаги разбойников. Эта ватага напала на нас, когда мы с друзьями путешествовали из нашей родной деревни в Брянск. Потом было еще несколько, банда Гаврилы Грача, которую мы смогли отыскать и перебить на хуторе неподалеку от Брянска. Потом были еще разбойники, ватага братьев Лисьиных, в селе, которое называется Лисицей. Там я убил главаря, а брата его приказал повесить на дереве.
Я вспоминал всех убитых мной, но лица их не представали перед моими глазами. Большинство из них заслуживали смерти, они были ворами и разбойниками. Другое дело, что меня тоже объявили вором и разбойником, пусть и не совсем справедливо, и даже пытались повесить.
– Позже, в Белгороде, во время еврейского погрома, я согласился помочь одному из местных евреев вывезти из города семью, – продолжил я. – Когда мы пришли на его подворье, на нас напали пятеро. В живых я оставил только одного, и то для того, чтобы передать послание. Потом, в Воронежских землях, мы пришли в деревню, которую терроризировал один бывший циркач. Он жил с ручным медведем и сам притворялся им. Я выследил его и убил. Позже, в тех же землях, мы наткнулись на татарскую шайку. Они пытались увести в рабство людей из одной деревни, и тогда мы напали на них и убили всех. Ну и позже, когда мы снова вернулись в Брянск, то столкнулись с дружиной одного местного боярина. Я пытался сделать все, чтобы этого боя не случилось, но не сумел. Началась настоящая резня, многие погибли с обеих сторон. Пожалуй, что об этих смертях я жалею больше всего.