Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон (сборник) - стр. 99
Тимофей скользнул взглядом по полонянину, закованному в каменный панцирь. Бельгутай ничем не выказал страха. Нойон был не робкого десятка и, похоже, всерьез собрался биться с колдуном.
– Если мне суждено погибнуть сразу – хан отомстит! – прохрипел степняк по-татарски. – Если меня сгноят здесь – хан отомстит!
Что верно, то верно. Степняки люто мстят за своих. Тимофей покосился на князя, однако Бельгутай не дал ему сказать. Бельгутая несло, в раскосых глазах полыхала ярость.
– Никто не смеет поднимать руку на обладателя ханской пайзцы, – посол благоговейно тронул продолговатую золотую пластину на шее, – ибо дерзновенная рука будет отсечена по самую голову! Если твой горбатый коназ, Тумфи, самонадеян и глуп настолько, что не понимает таких простых вещей, пусть готовится к худшему. Скажи ему: тумены Огадая вытопчут ищерскую землю, сотрут с лица земли его жалкий городишко, сроют до основания стены, обвалят эти подземелья, а его самого сварят заживо в кипящем масле. С тобой вместе сварят, Тумфи, если ты не сможешь образумить своего коназа.
Татарин умолк, переводя дух.
– Что, Тимофей, шибко бранится, да? – скривил губы Угрим.
– Местью пугает, – хмуро, без тени улыбки, ответил Тимофей. Нечему тут было улыбаться. – Говорит, что хан…
– Чепуха! Ничего нам Огадай не сделает, – отмахнулся Угрим.
По мнению Тимофея – слишком уж легкомысленно.
– Княже, вообще-то вредить ханскому послу с охранной пайзцой, это как с огнем играть. Беда будет.
Угрим оскалил крупные зубы:
– Не будет. Татарин надеется на связь со своим шаманом, только пустая это надежда. Когда порвался темный путь, по которому вы сбежали от латинян, вместе с ним порвались колдовские связи и раскололись наложенные на вас магические щиты. Ханский посол больше не несет на себе чужого волховства. Как и ваш пленник. Как и ты сам. На тебе теперь тоже нет моей защиты. Объясни это послу. Скажи, что помощи ему ждать неоткуда.
Бельгутай выслушал Тимофея с недоверием и сабли не убрал.
– Даже если твой коназ говорит правду, Тумфи, это ничего не меняет. Гнев Великого хана будет страшен, вне зависимости от того, когда откроется истина и наступит время кары – через неделю, месяц или год.
– О какой каре ты говоришь? – вздохнул Тимофей. – Пойми: Огадай никогда не узнает, где и почему ты сложил свою дурную голову. Хан будет мстить латинянам, а не нам. Ты погибнешь напрасно. Твоя смерть никому не принесет пользы. Так что лучше спрячь сабельку.
Напряженная пауза тянулась секунду, вторую, третью…
На миг Тимофею показалось, будто степняк готов согласиться, смириться и отступить. Но так только показалось. И только на миг. Ханский посланец лишь пустил пыль в глаза обманной покорностью. Склонившаяся было сабля вдруг ударила снизу. Со звоном оттолкнула прямой клинок, преграждавший путь к князю.