Князь Света. Порождения Света и Тьмы - стр. 19

Нищий пожал плечами.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Но губы его опять искривила усмешка. – Я тот, кто домогается Пути и Права, – добавил он.

– Мне в это трудно поверить, ведь на моей памяти ты предаешь уже тысячи лет.

– Ты говоришь об отпущенных богам сроках.

– Увы, ты прав. Ты грубо ошибся, Мара.

– В чем же?

– Тебе кажется, что дозволено будет тебе уйти отсюда живым.

– Ну конечно, я предвижу, что так оно и будет.

– Не учитывая многочисленные несчастные случаи, которые могут обрушиться в этом диком краю на одинокого путника.

– Уже много лет путешествую я в одиночку. И несчастные случаи всегда были уделом других.

– Ты, наверное, считаешь, что, даже если тело твое будет здесь уничтожено, твой атман перенесется прочь, в где-то заранее заготовленное другое тело. Уверен, кто-нибудь уже разобрался в моих заметках и этот фокус стал для вас возможным.

Брови нищего чуть нахмурились и сдвинулись на долю дюйма теснее и ниже.

– Тебе невдомек, что сокрытые в этом здании силы делают такой перенос невозможным.

Нищий вышел на середину комнаты.

– Яма, – воззвал он, – ты безумец, коли собираешься сравнивать свои ничтожные после падения силы с мощью Сновидца.

– Может, и так, Повелитель Мара, – ответил Яма, – но слишком уж долго я дожидался этой возможности, чтобы откладывать ее на потом. Помнишь мое обещание в Дезирате? Если ты хочешь продлить цепь своих перерождений, у тебя нет другого выхода, тебе придется пройти через эту, единственную здесь дверь, которую я преграждаю. Ничто за пределами этой комнаты не в силах тебе ныне помочь.

И тогда Мара поднял вверх руки, и родилось пламя.

Все пылало. Языки пламени жадно лизали каменные стены, деревянные столы, рясы монахов. Волны дыма пробегали по комнате. Яма стоял в центре пожарища и не шевелился.

– Неужели ты не способен на большее? – спросил он. – Твое пламя повсюду, но ничто не сгорает.

Мара хлопнул в ладоши, и пламя исчезло.

Вместо него возник гигантский коброид. Его голова раскачивалась вдвое выше самого рослого из монахов, серебристый капюшон раздувался; изогнувшись в виде огромного S, он готовился к смертельному выпаду.

Яма не обратил на него никакого внимания, его сумрачный взгляд, зондируя, словно жало ядовитого насекомого, буравил единственный глаз Мары.

Коброид поблек и рассеялся, так и не завершив своего броска. Яма шагнул вперед.

Мара отступил на шаг.

Они замерли так, и сердца их бились – раз, другой, третий, – прежде чем Яма сделал еще два шага вперед и Мара опять отступил. На лбу у обоих сверкали капельки пота.

Нищий явно подрос, волосы его стали заметно гуще; тело окрепло, а плечи раздались вширь. Движения его обрели некую грацию, которой ранее, конечно же, не было и в помине.