Князь оборотней - стр. 81
Донгар странно хихикнул, будто и сам не понимал, что смеется, да и забыл давно, как это делается. В глазах его, бездонных и непроницаемых, как омуты черной воды, промелькнули алые Огненные росчерки и погасли.
– Ладно тебе, разок-другой приложишь – и хватит! Кожа будет нежная да розовая… как у младенца попа. Но тут уж ничего поделать не могу, потерпеть придется! – развел руками Донгар. – Я рецепт примочки у Канды подглядел – знающий шаман, хоть и гнусь редкостная, – равнодушно закончил он.
– Я не понимаю! – Аякчан прижала ладони ко лбу. – Что Великий Черный Шаман Донгар Кайгал… – Аякчан произнесла полный титул с насмешкой… а вроде бы и не совсем с насмешкой, вроде бы и всерьез, – делает в учениках у наглого белого, который ведет себя со жрицей Голубого огня, будто та умалишенная?
– Старуха-жрица просто старая очень, – кротко вступился Донгар. – Так-то она неплохая жрица, когда не спит.
– Я всегда считал, что жрица хороша, только когда спит, – буркнул Хакмар. – Желательно мертвым сном.
Аякчан не обратила на его слова внимания – как на шум ветра в соснах.
– Ты ощутил острую нехватку шаманского образования? – продолжала наседать она на Донгара. – Он про тебя знает, этот белый? – И сама же ответила вместо Донгара: – Как он может не знать? Вокруг вас же, шаманов, эти духи-помощники крутятся, наверняка ему доложили…
– Вот эти духи крутятся, однако? – спросил Донгар, тыча пальцем над головой Аякчан. Та невольно глянула вверх, на лице ее промелькнуло недоумение – пусто же, нет никого…
Донгар звучно хлопнул в ладоши.
– Ау-р-р! – из горла Хадамахи невольно вырвался медвежий рев.
На него обрушился скрипучий вой десятка скандалящих глоток. Прямо перед ним висела перекошенная злобой морда, темная и бугристая, как подгнивший гриб. Крохотные глазки-бусинки с невыносимой яростью пялились прямо в глаза, а похожий на стебель папоротника палец тыкал Хадамахе в нос. Ра зевая длинную и узкую жабью пасть, существо орало:
– Медведь! Здесь медведь! Хозяин не любит медведей! Вон из чума, во-о-он!
Тварюшки, похожие на розовых червяков, но с головами сморщенных старцев, зависли у Хадамахиных ушей, вопя:
– Хозяин его впустил, хозяин сам знает, что делает, тебя не спрашивает! Хозяин впустил – хозяин знает!
– А я говорю, во-он! Во-он!
Приплясывая то на одной паре лап, то на другой и заходясь натуральным собачьим лаем, вокруг Хакмара скакала лисица с беличьей головой на плечах. Жирная выдра с похожим на маску личиком крепко спящей девушки на покрытой шерстью голове утробно выла, норовя укусить за ногу. Зубки у нее были размером с тигриные клыки. Хакмар с воплем вскочил на скамью, но выдра тут же воспарила в воздух, руля толстым хвостом. С десяток крохотных горбатых старушек, непрерывно галдя, пытались вцепиться Аякчан в волосы. Та отмахивалась, как от мошкары, потом злобно зашипела и выпустила рой синих искр с пальцев. Старушки с визгом драпанули прочь и закружились под потолком. Полупризрачный ворон, похожий на клубок дыма от костра, пронесся сквозь их хоровод. Клюв у ворона был зашит толстыми нитками из оленьих жил, так что единственным шумом, который он добавлял в общую какофонию звуков, было отчаянное хлопанье крыльев – совсем как у живого ворона. Хадамаха увидел среди прыгающих, ползающих по полу и потолку существ еще несколько с накрепко зашитыми пастями.