Князь оборотней - стр. 62
– Госпожа изволит чего-нибудь новенького! – вскричала девушка и наверняка топнула ножкой. Голоса приближались, а Хадамаха ступал все тише и тише – ему хотелось послушать.
– У меня три сундука халатов, а толку? – обиженно проговорила девушка. – На ысыахи меня батюшка не пускает, говорит, здешние все не моего круга! Они в хороводе, я одна – конечно, я не в их круге! Охотников молодых, чтобы перед ними халатами хвастать, тоже нет – разве тот чурбачок неотесанный, батюшкин ученик… да вот ты еще! – обронила она с равнодушным презрением.
– Батюшка никогда не разрешит вам с какими-то дикими охотниками хороводы хороводить. – В голосе приказчика, а это, несомненно, был приказчик, появился легкий налет строгости.
– Если парень – не охотник, какой от него прок? – брюзгливо бросила девушка.
– Вот поедете в город… Не в наш, в настоящий…
– Ты так не говори, батюшка рассердится. Он все обещает – поедем, а никуда не едем. Раз некому халаты показывать, одна радость остается – прикупить какой новенький, посимпатичнее!
На крохотном пятачке, свободном от коробов с товарами, стоял приказчицкий стол, заваленный кипами бересты и писалками с железными клювиками для выцарапывания счетов. Приказчик в щегольской парке, с короткой косой, так тщательно намазанной жиром, что она казалась покрытой слоем прозрачного клея, сидел за столом, но не по-хозяйски, а почтительно подавшись вперед, точно в ожидании распоряжений. Девушка примерно Хадамахиных Дней устроилась на маленькой скамеечке. Выглянувшая под локтем Хадамахи Аякчан вдруг издала долгий прерывистый вздох…
И на что девки могут глазеть – прям как нормальные люди на оружие южной стали или добрую баклажку меду! Аякчан впилась глазами в нежно-зеленый халат девушки, словно изморозь по свежей зелени, осыпанный серебряной нитью. Поперек скамьи валялся верхний халат – на роскошных соболях. На коленях, выделяясь на зеленом шелке, как сугробчик нерастаявшего снега на зеленой траве, лежал заяц в пушистом ошейнике из… бурой лисы. Углядеть бы в этом некую справедливость и даже кровную месть, кабы белая заячья морда, опушенная темным лисьим мехом, не имела совершенно мученического выражения. Девушка небрежно поглаживала его между ушей и вдоль спинки, и заяц весь аж проседал под ее рукой. «Она так в нем дырку протрет!» – с невольным сочувствием подумал Хадамаха.
Девушка услышала вздох Аякчан и повернулась. Некоторое время она внимательно изучала торчащие из-за полок головы: с ежиком похожих на медвежью шерсть волос – Хадамахи и обмотанную старой тряпкой – Аякчан.