Князь из десантуры - стр. 39

Отчего мы не смогли изменить прошлое? Или – смогли, но не так, как надо?

Мне очень не хватает теперь отца Василия. Медового запаха свечного воска, наших разговоров. Его рассказов об удивительных путешествиях, о диких просторах Азии, о загадочном Тибете. Его неколебимой веры в людей, в справедливость, в Россию.

Когда он и экспедиция исчезли в синей вспышке у степной каменной бабы, я подумал, что погибли все.

Но сегодняшний сон принёс восхитительно ясную картину. Впервые за много месяцев мне приснились не ошмётки дохлой лошади, заброшенные на дерево взрывом снаряда, и не ограбленные, раздетые мёртвые юнкера на рельсах под Ростовом.

Я увидел, как старец Василий идёт навстречу рассвету по изумрудной степи с оранжевыми пятнышками цветов, тёплый ветер треплет его изношенное рубище, а по правую руку синеют отроги Алтая. Две трети тяжёлого пути пройдено, и впереди – дикие монгольские степи.

Неужели они всё-таки дошли? И исполнили Великую Миссию? Спасли и Россию, и всю цивилизацию от жестокости нашествия Чингисхана?

И если дошли – почему всё так паршиво в моём настоящем времени?

Почему?

Пока заехали на рынок, пока неспешно добрались до стоянки – началась уже ночь, вывалила из рваного мешка звёзды-светлячки. У костра дремал Азамат. Проснулся, зашипел на витязей:

– Где болтались? Бек про вас два раза спрашивал. Хорь, ты всё не угомонишься? Тебе-то лучше не показываться на глаза никому, тут немало таких, в Шарукани, кто захочет твою башку от шеи отбить.

– Да куда им, увечным, – расхохотался бродник и хлопнул по плечу франка, – когда я и сам любого побью, а уж с такими товарищами, как Анри, и против целого вражьего войска можно на сечу выходить.

Азамат покачал головой, проворчал:

– Не, ты своей смертью не помрёшь, пустомеля. Не зарубят – так вздёрнут на виселице, яко разбойника.

Хорь протянул кыпчаку кусок пахучего балыка, завёрнутый в чистую тряпицу:

– Полакомься лучше, на рынке тебе купил. Может, добрее станешь. А для воина нет ничего почётнее, чем в бою сгинуть, с вострой сабелькой в руке. Всяко веселее, чем на вонючей кошме с блохами от старости.

– Это да, – согласился Азамат и с наслаждением впился в копчёную рыбу, текущую жиром.

Дмитрий нырнул в темноту и, стараясь не шуметь, отправился к кибитке Юлдуз. Тихо позвал:

– Солнышко, я тут тебе сладенького принёс. И мёд, и изюм, и яблочек мочёных.

Тонкая кисть схватила за рукав, втянула в палатку. Безошибочно встретились губы в кромешной тьме.

Потом отстранилась, тихо рассмеялась:

– Ты у меня – самый сладкий. Лучше любого мёда.

Хорь и Анри разбудили Дмитрия перед рассветом. Седлали коней. Русич, хоть и с запинкой, но справился сам – Хорь не торопил, подсказывал. Мерин Харлей тоже терпеливо отнёсся к экзерцициям Дмитрия, только один раз всхрапнул и мотнул сердито лохматой башкой, когда русич неосторожно прищемил ему губу уздечкой.