Князь Александр Невский - стр. 5

– Александр Ярославич! Ты что это? Не таись, скажи: заболел?

– Нет! – не сердито, но с досадой ответил князь, однако отступил от двери назад и, бросив на дружинников немного растерянный взгляд, опустился на седло. – Не знаю, с чего вдруг зашатало. Ладно – уговорили. Огонь разводите, согреться нам надо.

В небольшом очаге, сложенном не из кирпича, а из здешнего светлого камня, огня давно не разводили. Очажок успел отсыреть, и с одной стороны на его стенке даже появились буроватые лепёшки лишайника, как кое-где и на тёмных брёвнах, из которых была выстроена хатка. Однако разгорелся он неожиданно быстро, и стоило пламени окрепнуть и бодро заплясать на сухих сучьях, как хижина стала наполняться долгожданным теплом.

Дружинники установили походный треножник, повесили на его перекладине закопчённый чан, заранее наполненный водой, и вот уже над ним заклубился пар, и вскоре потянуло запахом немудрёной похлёбки, которую принялся готовить молодой воин Митрофан, старательно помешивая варево длинной деревянной ложкой.

Кровля в хатке, по счастью, уцелела, земляной пол оставался почти сухим. Он полностью зарос мхом, и можно бы было обойтись без сёдел – просто покидав вокруг очага плащи, но они были мокрые, у некоторых насквозь. Сёдла разложили так, чтобы всем сесть ближе к огню. Несколько человек по приказу князя оставались на карауле, их предстояло сменять, так что оставшимся хватило места в этой, одной-единственной лачуге. Кто-то принялся чистить оружие, кто-то притащил поленья, порушив и без того почти развалившуюся стенку другой хаты, и, прислонив эти поленья к стенкам и косяку, развесили на них плащи. Снять кольчуги никому в голову не пришло – все знали, что во время долгой и на всём протяжении небезопасной дороги приключиться может что угодно. Лучше пока остаться в воинском облачении, а снять позже – перед сном.

И всё же пылающий очаг, аромат немудрёной еды и опустившаяся за дверным проёмом тишина успокаивали людей. Они очень устали, им нужно было хотя бы на короткое время забыть о напряжении.

У некоторых, самых запасливых, нашлись в сумках сухие плащи, у кого-то овечьи шкуры, и эти счастливчики принялись кутаться в них, не забывая, впрочем, делиться с товарищами: если сесть вплотную друг к другу, то плаща хватит и на двоих, шкуры – тоже.

Вскоре Митрофан, черпанув ложкой из чана, подув на варево и осторожно его испробовав, воскликнул:

– Поспела похлёбка, братие! Мисы[2] подавайте да, помолясь, и поужинаем. Князь, а князь! Бери-ка свою мису, я тебе уж налил.

Александр поймал себя на том, что, несмотря на усталость, есть совершенно не хочет. Однако понял, что этого не стоит показывать дружинникам. Он принял окутанную паром посудину из рук Митрофана, осенившись крестом, прошептал молитву и вновь опустился на своё седло, окунув в варево ложку.