Кнут - стр. 6

– Но я должен снести в «Московский дорожник» заказанную ими статью.

– Так не снесешь. Статья не яйцо.

– Но мне, между прочим, надо жить, – дрожащим фальцетом пропел Подколзин.

– Не спорю, надо. Я дам тебе денег.

– Не стану я есть твой хлеб. Он горек, – сказал Подколзин с громадным достоинством. – Я журналист, а не приживал.

– Сделаешь то, что я говорю, – сурово оборвал его Дьяков. – Я вынужден идти на расходы. Эксперимент без затрат невозможен. Вот будешь славен, как Кочубей, возможно, даже богат и славен – тогда и вернешь все до копейки.

– Так значит, я – кролик? А может быть, мышь? – Подколзин усмехнулся. – Сподобился.

– Не можешь без животного мира. Напрасно ты так переживаешь. Сегодня ты мышь, а завтра – лев. Закон истории, – сказал Дьяков. – Если желаешь жить курчаво, надо суметь жить стадиально. Получишь все, но ходи по струнке. Всего-то и требуется от тебя. Слишком много самосознания у всех у вас в последнее время.

Урчащий баритон подавлял всякую волю к сопротивлению.

– Ты – Вельзевул… – прошептал Подколзин.

– Не надо мне льстить, – отмахнулся Дьяков. – Теперь иди. И сиди взаперти. Не вздумай разгуливать по Разгуляю.

На пороге Подколзин остановился.

– Послушай, – пробормотал он смущенно, – ты это серьезно?

– А ты усомнился? – оскалился Дьяков. – Нет, шутки кончились. Начинается твоя новая жизнь. Тебе придется ей соответствовать. Быть на уровне своих же потребностей. Мужайся, Подколзин. Настал момент истины.

– Мне можно звонить тебе? – спросил Подколзин, с трудом узнавая собственный голос.

– Нельзя. Я сам тебе позвоню.

Стоя у окна, Дьяков видел, как Подколзин, приподняв воротник, бредет по Яузскому бульвару. Шаг его был коротким и робким, словно у старого старика.

«Кролик-то плох», – подумал Дьяков, возвращаясь к початому стаканчику.

Он мысленно наметил программу на предстоящие два часа. Добить недопитую бутылку, затем – незаконченную статейку. И – неизменный маршрут перед сном – прогулка до Покровских Ворот. Погода выдалась не из лучших, но надо соблюдать ритуал. Самые точные соображения приходят к нему как раз тогда, когда он, не торопясь, шагает от Яузского к Покровским Воротам.

Вставайте, мой генерал, вставайте, так хорошо быть генералом, вас ждут великие дела. Вставайте и не теряйте времени, мы все глядим в Наполеоны. Зима стремительно издыхает. В небе восходит солнце апреля, подобное солнцу Аустерлица. Вот она, точка пересечения, когда слова «хотеть» и «мочь» сливаются в единое слово, в единый глагол, что жжет ваше сердце, а коли решитесь, мой генерал, будет он жечь и сердца людей.