Книга живых - стр. 39

– Да?! – заинтересовался, как истинный коллекционер, хозяин. – Очень интересно. Восстание это было серьезное. Сам Ленин слал телеграммы командующему 8-й армией РККА. Требовал подавления. Писал он двадцать четвертого апреля одна тысяча девятьсот девятнадцатого года: «Если вы абсолютно уверены, что нет сил для свирепой и беспощадной расправы, то телеграфируйте немедленно. Нельзя ли обещать амнистию и этой ценой разоружить? Посылаем еще двое командных курсов». Несколько раз потом он еще обращался к командующему Сокольникову, который, конечно, на самом деле никакой не Сокольников, а Бриллиант. Требовал расправы. И Троцкий в приказе номер сто от двадцать пятого мая девятнадцатого года требовал расправы: «Солдаты, командиры и комиссары карательных войск! Тнезда бесчестных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены. Никакой пощады станицам, которые будут оказывать сопротивление…» Но ничто им не помогало. Казаки стояли крепко. Им на помощь устремились белые. Красные побежали, начали откатываться. И тогда Ленин спохватился, заговорил об уступках казачеству: «Обращаем внимание на необходимость быть особенно осторожными в ломке таких бытовых мелочей, совершенно не имеющих значения в нашей общей политике и вместе с тем раздражающих население». Но было поздно. Донская армия прорвала фронт. И отряд генерала Секретарева устремился в прорыв. И тринадцатого июня соединился с повстанцами. Наступил моральный перелом. Казаки погнали карателей на север. Их Южный фронт рухнул.

«Надо же! Человек наизусть знает эти материалы! Как же он их ненавидит, этих революционных отщепенцев», – думал в эти минуты иеромонах. Но произнес другое:

– Судя по всему, среди этих восставших был и владелец найденных мною вещей.

Пономарь Прохор поднялся на колокольню и пытался достучаться до народа…

Колокола звонили тревожно и яростно. Звон этот не плыл над рекою и не стелился над степью. Он стучался в каждое окно, в каждую дверь. Звал и требовал, чтобы люди отворили их и наконец очнулись от своей дремоты. И вышли из дворов и куреней для общего скорбного дела…

Иеромонах Анатолий вышел из куреня и подумал: «Вряд ли он заставит их собраться. Но кашу маслом не испортишь».

Впрочем, он ошибся.

Призыв Зыкова, похоже, был услышан. И отец Анатолий, который рысцой приближался к стоящему в центре станицы храму, увидел, что возле него толпится очень даже приличное количество людей.

«Человек тридцать – сорок, – навскидку определил он. – Много приезжих. Видно, с других хуторов».

Действительно, у храма стояли разные люди. Молодежь – с цветами. Казаки – в форме. Женщины – в черных платках. Вокруг ограды – легковые машины всех цветов и марок. А у ворот – небольшой черный микроавтобус «Форд Транзит». Катафалк.