Книга россказней - стр. 12
Почему березы оказывают на человека такое чудодейственное воздействие, никто не знал. Евгений Иванович не раз размышлял об этом. В конце концов, врач решил, что, бродя в одиночестве среди берез, человек становится именно тем, кем является на самом деле. Он перестает притворяться и врать самому себе. Правда, потом, оказываясь среди себе подобных, опять начинает кривить душой. Но каждый раз, когда человек видит березу, то на краткий миг, который невозможно уловить, вспоминает, что на самом деле он совсем другой: честный, хороший и добрый. И не лукавил он перед собой тогда, когда был в роще. Может быть, именно поэтому русский человек так любит березы.
Сейчас Евгению Ивановичу хотелось вырваться на волю из опостылевшего за долгую службу кабинета и бежать куда глаза глядят: за тридевять земель, в тартарары, к черту на кулички, только куда-нибудь подальше. Нестись сломя голову, не оглядываясь назад, ни о чем не сожалея…
Евгений Иванович, вздохнув, вернулся к своей писанине. Он принудил Ваську еще раз выпить и закурить.
– Нет, так дело не пойдет. Сколько раз ни писал рассказы, а во всех и главные, и второстепенные персонажи только и делают, что водку с утра до вечера лопают. Как будто им больше заняться нечем, – с раздражением подумал врач и зачеркнул последний абзац. – А может быть, все оттого, что сам я с банкой спирта не расстаюсь: яблоки от яблони… Ладно! Хватит Ваське бухать! Пора запускать еще какого-нибудь героя. Нужен человек, который наставит его на путь истинный.
«Тук-тук-тук, – постучал кто-то в дверь. Никонорычев хмуро посмотрел на нее и поплелся открывать».
– Ага. Это хорошо, – мелькнула мысль в голове у Евгения Ивановича. – У него и звонка нет. Допился, значит – пропил даже звонок. Это правдоподобно.
«На пороге стоял давнишний приятель Демьян».
– К тебе можно, Женька?
– Женька? Какой еще Женька, – в голос заорал Матвеев, вскочив как ошпаренный с кресла. – Почему Женька! Васька! Васька! – гаркнул врач и только тут заметил побледневшую, как полотно, старушку.
– Сам ты – Васька! Испугал до полусмерти, Ирод окаянный. Щас дам клюкой по кумполу, чтоб не обзывался. Я для тебя – Василиса Тимофеевна. Понятно!
– А, это ты, Тимофеевна, – стал оправдываться врач. – А я тут задумался немного и не заметил, как ты вошла.
– Так я же постучалась, а ты и говоришь: «Войдите». Я и вошла.
– А, ну, верно, верно, – пробормотал Евгений Иванович. – Звонка-то нет. Пропил.
– Какого еще звонка? – удивилась Тимофеевна.
– Да нет, нет! Это я так. Мысли вслух, – замахал руками Матвеев. – Проходи, проходи, садись.