Книга превращений - стр. 59
Вулдон был жизнерадостен, как грозовая туча. Фулкром еще раньше ясно сказал ему, что он может выйти из дела, когда захочет, но тот продолжал ворчать: «Все равно у меня ничего больше не осталось, поэтому я здесь. Можете называть это выбором, если хотите, для меня это наименее дерьмовая из всех дерьмовых возможностей на данный момент». Так что Фулкром старался держать его подальше от тех, у кого глаза лучились надеждой и кто мог ждать от него более глубокой реакции.
Лан была энергичной женщиной. Именно она тревожила Фулкрома больше других, поскольку он вовсе не был убежден в ее преданности новому делу. А если не удастся ее мотивировать, то от нее будет мало толку. Пока она здесь по принуждению, из-за своей тайны – и какой тайны! Изумляясь гению культистов, он с трудом верил тому, что она еще недавно была мужчиной, однако заставил себя вообще не думать об этом, чтобы не подпасть под власть предрассудков.
Всем троим отвели комнаты чуть больше тюремной камеры размером, но там были удобные кровати, хирургические приспособления, экран и лампы, свисавшие со сводчатого потолка. Там им предстояло ожидать событий, которые должны были изменить их жизнь.
Первой пришла очередь Вулдона. С ним все было просто, почти без риска – ему предстояло пройти через чуть более усложненную процедуру приращения, применяемую обычно к солдатам Ночной Гвардии. Ему необходимо было нарастить мускулатуру, укрепить связки и убрать следы старения, придав ему тем самым неповторимую силу. А заодно вернуть ему чувство собственного достоинства – качество, без которого он не был великой легендой прошлого и вряд ли имел шанс стать легендой настоящего.
Фулкром изучил все материалы на Вулдона, хранившиеся в Инквизиции. За годы функционирования в качестве городского героя он, по самым приблизительным оценкам, спас от смерти или увечий не менее трехсот двадцати трех жителей; предотвратил семь атак враждебных племен, осаждавших стены города; дважды спасал тогдашнего императора; предотвратил поджог разоренной Балмакары; спас учеников целой небольшой школы от маньяка с топором. Переоценить его заслуги было невозможно.
Фулкром задавал этому дремлющему гиганту множество ненавязчивых вопросов, надеясь преодолеть его нежелание говорить. Наконец как-то раз, сидя на кровати в своем несуразном белом халате, не скрывавшем устрашающе широких, уже подвергшихся усилению плеч, Вулдон заговорил. В первый раз Фулкром услышал от него связные слова вместо угрюмого хмыканья.
Он говорил о своей прежней жизни. И в особенности об Инквизиции.