Книга покойника - стр. 7
Тролингер поднял глаза на Шмида и смотрел на него, не переставая, пока тот не убрал руки со спинки кровати и не вышел из комнаты. Выждав мгновение и полагая, что Шмид удалился на достаточное расстояние, доктор тихо заговорил:
– Господин Мартинели.
– Да? – Больной не шелохнулся.
– Вероятно, все же кого-то следует известить.
– Я же сказал: у меня никого нет.
– Никого?
– Абсолютно.
– И даже в Женеве?
– Только деловые знакомства.
– И в Шпице?
Помолчав, Мартинели ответил:
– В Шпиц я ездил только из-за наследства. Тогда я здорово удивился, что дядя оставил мне свой старый дом. Я же говорил вам, доктор, – та ветвь нашей семьи, что поселилась в Шпице, уже вся вымерла. У меня нет ни единой родной души, кроме двоюродных братьев, живущих не то в Монтре, не то где-то поблизости. Если они еще не умерли, конечно. Я не видел их с детства, с тех пор, как гостил у них как-то летом. В моем завещании их нет, – добавил он, усмехнувшись. – Не думаю, что они приедут сюда, на север, на мои похороны. Хочу вас заверить, что и я в Монтре по такому поводу не отправился бы.
Тролингер сидел молча, положив массивные руки на колени.
– Это большая ответственность, – произнес он через минуту.
Мартинели повернулся к нему лицом.
– В чем?
– Если вы забыли о ком-то и этот кто-то спросит, почему его не уведомили…
– Я никого не забыл. Видите ли, мне нравится одиночество.
Взгляд Мартинели скользнул мимо собеседника куда-то в неведомые дали пространства и времени.
– Меня не беспокоит, что я умру в больничной палате. Полагаю, люди имеют право умереть так, как они хотят – если это возможно, конечно. Вы не докучали мне, доктор, и я вам за это благодарен. Я не стану вносить изменения в свое завещание. Оно было составлено много лет назад, и менять что-либо слишком хлопотно – особенно теперь. Но я заплачу вам две тысячи франков наличными – тысячу сегодня, до того, как мы отправимся в больницу. А Шмид вручит вам вторую тысячу после моей смерти.
Тролингер выпрямился в своем кресле. Его бледное лицо словно окаменело; короткопалые кисти самопроизвольно сжались в кулаки. Он сцепил руки и принялся медленно вертеть большими пальцами. После долгой паузы он изрек:
– Я не имею права на гонорар в две тысячи франков, господин Мартинели.
– Права? Нет. Разве дело в праве? Дело в моем к вам уважении. Вы поставили верный диагноз и сказали мне правду, когда я попросил вас об этом. В течение двух недель вы возились со мной; устроили меня в больницу. Вы заботились о том, чтобы, так или иначе, была выполнена моя последняя воля и прочие распоряжения. Сколько я вам заплачу, это мое дело, и оно больше никого не касается.