Книга победителей - стр. 31
– Знаю, Галина Борисовна, и очень это ценю. Одно меня печалит: сколько вас помню, вы всегда с сигаретой. Что же это такое?!
– Это единственное, что меня расслабляет, я ведь человек непьющий. Я физически плохо переношу алкоголь – у меня от него голова начинает болеть.
– А как же шумные актерские компании в молодости?
– Что ты! Я у Олега Ефремова вырывала стакан и в какой-нибудь рядом стоящий кактус все выливала.
– Признайтесь, когда вы начали курить?
– Расскажу тебе историю. Мы с Наташей Ромм, дочерью знаменитого режиссера Михаила Ромма, не просто дружили, а были как сестры: наши отцы работали вместе. И мы каждый день встречались то у нас, то у них – жили в соседних подъездах. Эталоном красоты, величественности, женского обаяния для нас, 12-13-летних, была актриса Елена Кузьмина, жена Ромма. Этот образ полулежащей всегда Кузьминой: одна рука поддерживает голову, а другая держит сигарету… Мы завороженно смотрели на нее, а потом решили подойти к зеркалу и примерить на себя этот образ, посмотреть, как он соединится с нами. И тогда я единственный раз увидела, как папа плакал: он увидел меня с сигаретой, а я не заметила, что он вошел.
– Но вас, увы, это не остановило.
– Нет, конечно. Он страдал от моего курения, но он не мог меня ежедневно воспитывать – снимал кино. Папа был для меня идеалом. Он был просто исключительным человеком, скромнейшим при этом – на грани медицинской проблемы была его скромность. Если его куда-то выбирали, в президиум, он там прятался, его нельзя было найти даже с биноклем. У папы было пять лауреатских премий, он снимал как оператор все фильмы Ромма.
– Вы с такой нежностью говорите об отце. А с мамой какие у вас были отношения?
– В 13 лет меня посадили на крутящийся стул от пианино, и мама сказала: «Галя, мы расходимся с твоим отцом». Мне было стыдно. То, что они расстанутся, я знала уже давно. Я чувствовала все и понимала, что они оба живут своей жизнью. И мама говорит: «Ты должна выбрать, с кем ты будешь жить». Мама у меня была авторитарной. Я сразу сказала: «С папой».
– Почему? Вы так остро чувствовали недостаток материнского тепла?
– Чувствовала, конечно. Но это вызывало у меня не страдание, а протест. Мама жила тремя этажами ниже, в этом же подъезде. Конечно, я к ней ходила. Она была жестким человеком, она не проводила меня в школу, когда я в первый класс пошла. Не поехала со мной в эвакуацию: отправила меня, шестилетнюю девочку, с няней, а сама осталась в Москве, хотя не работала.
– Понятно, эта боль жила в вас.
– Да, но в сторону того, что так не может быть, так не должно быть. У меня была няня, которую я просто обожала. И в итоге, конечно, она во многом мне заменила мать. Отец не занимался мной, не покупал мне платья. Только когда я получила аттестат, он сшил мне костюм у Затирки – был такой портной, который шил всем киношникам. Он сшил мне мужской абсолютно костюм, только с юбкой. Я выглядела как депутат Верховного Совета из далекой глубинки. В Школу-студию МХАТ так поступала. А при этом абсолютно детское личико, и фигура такая же, как сейчас.