Книга обстоятельств - стр. 4

В плоских частях Европы за вертикаль отвечают церкви и ратуши. Здесь – силосы и газгольдеры.

Сельские кладбища – неогороженные поляны с надгробьями там-сям. Ни дорожек, ни оград, ни клумб. Иногда деревья. Не кладбищенские, а деревья вообще: всегда тут стояли. Могил не подразумевается – только надгробья, всем своим видом намекающие, что они кенотафы. Необжитая смерть.

И придорожные деревни (когда это деревни, а не выставленные рядами жилвагоны по соседству с крепостями черной жестью сверкающих и белым алюминием матовеющих хоздворов): беспорядочно разбросанные дома без улиц, без заборов, без огородов и цветников. Временная, сезонная, неокончательная – необжитая? – жизнь.

Быстрые матовые солнца, медленные сияющие луны…

В углублениях гор запасы неба – вдруг кончится.

И то, небо здесь очень тратится:

    маленькими бесцельными самолетами,

    воздушными шарами, похожими на фунтики мороженого,

    парапланеристами, подвешенными ко вздутым полоскам,

    вилохвостыми коршунами…

Вилохвостые коршуны мгновенно обворачивают краткие тела длинными крыльями, ввинчиваются в луг и, мгновенно же разворачиваясь и разворачиваясь, с ничем во рту подлетают.

…На лугу лежали коровы с лицами пожилых демократических писательниц конца девятнадцатого века. Недоставало только пенсне, чтобы сфотографировать в овале.

Коровы к фотографированию равнодушны. Из домашних животных фотографироваться любят ослы, а коз, овец, куриц – не говоря уже о гусях и утках – это только нервирует. Олени убегают, но они всегда убегают. Лисицы, волки и медведи даже не выходят из леса.

…Но что же будет со всем этим, когда нажмут кнопку и оболочка начнет скрежеща отводиться назад – вместе с лугами, лесами и хуторами на ней, а из выдолбленных изнутри гор выдвинутся исполинские пушки, нацелены на Цюрихское озеро, откуда как раз высаживается русский десант.

Куда всё это скатится, за какой горизонт?

Или у всех у них тут – у коров, у крестьян, а может быть, даже и у туристов с фотоаппаратами – есть на этот случай инструкция: куда ложиться, за что держаться?..

Яблоки в несильных пощечинах, внутри яблонь – сухой темный ветер: падает с ветки на ветку, вскарабкивается, обрывается, снова подтягивается.

Швейцарская поречка, пронзительно-алая, какой не видал я по западным и южным русским рекам. Ветер вокруг нее неподвижен – он, как заворот стекла, такого ясного, что почти уже затуманенного.