Книга о странных вещах - стр. 33
Сергеев послушно прислушался.
В теле была необычайная легкость, летать он был готов, такие дела. А боли не было. Ушла куда-то боль. И кончики пальцев холодеть стали. И ноги мерзнуть.
– Он еще говорил, чтобы почитали отца с матерью, – сказал он, неторопливо натягивая рубаху. – Не получилось у меня.
– Папашка у тебя был не сахар, – согласился ангел. – Пил, как лошадь, семью ночами гонял. Трудно такого почитать, а любить вообще невозможно. А матери ты и не знал почти, она ведь умерла, когда тебе три года было. А мачеха… Мачеха и есть мачеха. Это редко бывает, когда женщина в семью входит и к детям как к родным относиться начинает. Простили тебя. Давай, пора уже, с небес поторапливают. Ты еще про день субботний меня спроси.
Сергеев натянул брюки и непослушными руками принялся застегивать ремень. Натужно он справился с пряжкой, потом растерянно огляделся по сторонам. Странно ему было, что вот сейчас его не станет, а в комнате все останется по-прежнему. Придут чужие люди, станут рыться в его вещах, потом соберут письма, фотографии и выбросят их в ближайший мусорный бак.
А потом фотографии будут медленно выцветать на городской свалке, если только не попадут в огонь. И его изображения станут сереть, гаснуть, пока не исчезнут совсем. И тогда он умрет окончательно.
– Готов? – поинтересовался ангел.
– Слушай, – вспомнил Сергеев и уцепился за воспоминание обеими руками, отчаянно, истово, как хватает утопающий проплывающую мимо корягу, отлично понимая, что она его не удержит на плаву. – Я ведь неверующий!
Ангел усмехнулся. Ласково усмехнулся и вместе с тем строго. Так улыбаются непослушному ребенку, когда хотят сделать ему замечание.
– А это даже хорошо, – сказал он. – Всуе имя Господа не произносил, других богов в сердце не носил… В общем, не творил ты себе кумира. Все нормально, дружок, успокойся.
Он еще раз оглядел понурого Сергеева, подхватил его сильной рукой, с хлопаньем раскрыл крылья, и они полетели вверх, в сгущающуюся колкую от звезд темноту, туда, куда рано или поздно попадут все – верующие и неверующие, раскаявшиеся и грешные, жившие и существовавшие, умные и глупые – в золотые небеса, которые вечны и которые нас ждут.
Тихий погост
Придите ко Мне, все те, кто трудится и обременен и Я дам вам покой.
Матфей, 11–28
Ночные аллеи
Кладбище – это зелень и белые пятна надгробий. Летом здесь хорошо – покойникам нравится лежать в тени. Зимой и осенью все намного хуже. Особенно осенью, когда струйки дождя размывают землю, затекают в гробы и вообще заставляют ежиться и молчать. Хорошо лишь тем, у кого гробы хорошие – дубовые, плотно подогнанные, с тронутой земляными червями полировкой, они спасают своих владельцев от сырости.