Книга о Петербурге - стр. 26
В самом деле, первый в городе памятник (а Петровские ворота по-всякому памятник), воздвигнутый задолго до Медного всадника, сохранился вполне, и даже в его наиболее уязвимой части – деревянном барельефе (респект реставраторам), тогда как исчезло множество монументов поздних эпох; в одном только XX веке счет потерь на сотни идет (на одну-две, без преувеличения). Бронзовые конные статуи пошли в переплавку, гранитные кумиры не уцелели, а деревянный барельеф по нашим масштабам допотопных времен (кажется, каламбур? – главные наводнения действительно впереди) словно вызов бросает – всему – времени, климату, смене общественных настроений. Кстати, да: корону с двуглавого орла, украшающего эти ворота, в свое время скинули, но на волхва и с небес его низвергающего апостола покушений не было.
Надо бы добавить, что эти ворота часто называют триумфальными. Действительно, они построены по образцу триумфальных ворот, воздвигнутых тем же Трезини в Нарве, – это когда Петр в 1704 году, через четыре года после жуткого поражения от Карла XII, наконец овладел городом. О нарвском триумфе (иначе – реванше) и должен был напоминать весь облик главных ворот новой крепости на Неве. А шире – это памятник вообще русским победам в Северной войне, о чем, собственно, и сообщает нам барельеф с низвержением возгордившегося неудачника.
Ибо этот гордец, падающий вниз головой, символизирует вполне определенную личность – Карла XII.
Правда, шведский король не носил бороды, а этот тип еще как бородат, но ведь и Петр здесь ростом не вышел, а какого Петра этот Петр символизирует, у нас, кажется, сомнений нет.
Может быть, потому Симон—Карл здесь бородат, что реальный наш Петр не любил бороды?
Вот и на барельефе Петр без бороды, хотя в иных случаях апостол Петр всегда с бородой (и без лат, разумеется, – он же из рыбаков).
В свое время (1890) Ю. Б. Иверсен, большой знаток медальерного искусства, опубликовал в «Историческом вестнике» статью о так называемых сатирических медалях. Были, оказывается, и такие, памятные. Речь шла о медалях на Северную войну, выбитых не то в Швеции, не то еще где-то (происхождение точно не установлено), в осмеяние противников Карла XII, в частности лично Петра I, с треском проигравшего первую битву под Нарвой (1700). Правда, изготовлялись эти медали частными лицами неофициально, без правительственного дозволения, но вполне в духе, надо полагать, настроений молодого шведского короля. Иверсен описывает несколько образцов и приводит изображения. На одном показан подлетевший к солнцу Икар; воск больше не скрепляет крылья, и голый бедолага падает, как полагается, вниз, теряя перья. Дата «1700» не оставляет сомнений, кто сей герой. Царь московитов, кроме того, представлен на оборотной стороне медали: здесь он убегает с поля боя, вытирая платком глаза и теряя на ходу царскую шапку и меч. Падение худотелого Икара сопровождено комментарием: MAGNIS EXCIDIT AVSIS («Отчаянное предприятие не удалось»). Не знаю, добралась ли эта медаль до Петра (ведь попала же она в собрание Императорского Эрмитажа, где в минц-кабинете старшим хранителем как раз был Иверсен). Скорее всего, до Петра дошел слух об этом изделии – как своеобразный отклик на историческое событие; русского царя, конечно, интересовало, что думают о нем в Европе, особенно после того тяжелого поражения под Нарвой. А если так, то Симон волхв – не ответ ли это? Нет ли здесь, как бы это, дискуссии? Оба они, Икар—Петр и Симон—Карл, падают с высоты и все-таки по отношению друг к другу, обратим-ка внимание, выглядят не одинаково. Икар на медали, пожалуй, в более выгодном положении. И дело не в том, у кого голова ниже, а в том, что Икар все же на небо взлетел сам, напрягая мускулы, а Симон, хотя и наделен на барельефе какими-то перепончатыми крыльями, совершенно бесполезными, на небо вознесся при помощи бесов. Но возможно, царь Петр ничего не знал о существовании этой маловажной медали, тогда нам стоило бы изумиться тому, как работала мысль у разных сторон в одном направлении.