Книга о друзьях (сборник) - стр. 2

. Естественно, они и не подозревали о том, как сильно я все это ненавижу, ведь нормальному парню хочется ничем не отличаться от других пацанов в шайке, а не красоваться среди них великосветским уродом. Когда кто-нибудь из ребят видел меня на улице с мамой за ручку, надо мной тут же начинали глумиться и обзывать маменькиным сыночком, от чего я морщился, как от боли. Матушка моя, разумеется, не уделяла ни малейшего внимания ни насмешкам, ни моим чувствам. Должно быть, она думала, что делает мне большое одолжение, если вообще снисходит до мыслей о таких пустяках.

Так я очень рано, еще ребенком, потерял последнее уважение к матери. Зато каждый раз, приходя в гости к Стэнли и встречая там его тетку, эту очаровательную бегемотиху, я млел от восторга. Тогда я этого не понимал, но сейчас-то знаю: я чувствовал себя таким свободным и счастливым в ее присутствии, потому что в ее отношении к Стэнли сквозило чувство, которого, как я думал, не испытывают матери к своим отпрыскам, – нежность, тогда как дома я постоянно наблюдал только муштру, критику, шлепки и угрозы… Хотя… Может быть, мне теперь только так кажется?…

Моя мать, к примеру, ни разу не угостила Стэнли большущим куском ржаного хлеба, щедро намазанным маслом и посыпанным сахаром, как это всегда делала его тетя во время моих визитов. Мать неизменно встречала моего приятеля словами: «Не шумите и уберите за собой, когда закончите играть». Ни тебе хлеба, ни пирога, ни дружеского похлопывания по спине, ни «как поживает твоя тетушка?», ни-че-го. «Не вздумайте мне мешать» – это все, что она хотела до нас донести. Стэнли приходил ко мне редко, может быть, его смущала именно недружелюбная атмосфера. Чаще всего он наведывался, когда я поправлялся после какой-нибудь болезни. Чем я только не переболел в детстве: ветрянка, дифтерия, скарлатина, коклюш, корь… Стэнли же никогда не хворал (по крайней мере, я не помню), да и в такой нищей семье, как его, особенно не поваляешься…

Чаще всего мы играли на нижнем этаже, где мой дед, сидя на скамеечке, тачал пиджаки для моего отца, главного портного, обшивавшего весь бомонд с Пятой авеню. С дедушкой мы здорово ладили, гораздо лучше, чем с отцом. Дед получил хорошее образование, провел десять лет в Лондоне в качестве подмастерья и научился там настоящему, аристократическому английскому языку – в Америке на таком не говорят. Что за удовольствие было собираться по выходным всей семьей, чтобы послушать, как дедушка рассуждает о жизни, о политике – он был социалистом и членом профсоюза – или рассказывает о своих приключениях в Германии, где он в юности пытался найти работу. Пока мы со Стэнли играли в парчизи