Книга Мирдада. Необыкновенная история монастыря, который когда-то назывался Ковчегом - стр. 20

Божественное «Я» – святая вечность, нетленное, единственное слово. В нем Бог – Первичное Сознанье – проявился. А если бы не это, был бы он лишь только молчаливым абсолютом. Но словом сим Он сотворил себя. Бесформенный, с ним форму принимает, приняв которую, все существа затем к бесформенному снова возвратятся.

И, ощутив СЕБЯ, помыслив о Себе, и о Себе сказав – не нужно Богу произносить что-либо, кроме «Я». Поэтому, монахи, слово «Я» – Его единственное. Лишь оно есть Слово.

Все сказано, когда произнесет Он «Я». И все миры, что видны иль неявны, и все, что родилось, и все, что ждет рожденья, и время, то, что ныне есть, и то, что лишь наступит, – на свете все, мельчайшая песчинка во вселенной – отозвалось, объединилось в этом Слове. Им сотворено. Через него и существует.

Лишь отзвук в пустоте то слово, что не наделено значением, оно – проказа, если не несет в себе единства.

Однако Слово Божие – не отзвук, не свищ на языке и не проказа. Лишь те слова становятся такими, что Пониманья свыше лишены. Ведь Пониманье – это дух святой, что оживляет Слово, наполняет Сознанием его. Ведь Пониманье – суть то, что в равновесие весы приводит, а чаши их – Первичное Сознание и Слово.

Первичное Сознанье – Слово – Дух Понимания – Троица Бытия. Все Трое есть Одно. Одно является Тремя, и равнозначно, и равномерно, и равно во времени – то есть само-уравновешивание, само-познанье, само-наполненье. И никогда ни больше и ни меньше. Всегда в покое и непреходяще. Оно суть Совершенства Равновесье.

И человек зовет его Господь, хотя оно, чтоб именем назваться, чудесно слишком. Несмотря на то, священно его имя, и священны уста, что эту святость сохраняют.

И кто иной быть может человек, если не Божий сын? И разве может он отличаться чем-нибудь от Бога? Ведь желудь целый дуб в себе хранит? А человек в себе скрывает Бога?

А это значит, что и человек, святой являясь троицей, несет в себе сознанье, слово, пониманье. Так почему же не уравновешен он настолько же, насколько Бог?

Коли хотите узнать ответ на ту загадку, внемлите, братья, мне.

Узнайте же, монахи, человек есть бог-младенец. Время же – пеленки. Пространство окружающее – также. И тело вместе с ним, и также чувства, и все, что могут воспринять они. И мать, что с неусыпною заботой дитя блюдет – она прекрасно знает, пеленки – это вовсе не малыш. А вот малыш не ведает того.

И человек закутан в ограниченья с головою, и с возрастом меняются они, и так всю жизнь. Поэтому сознанье его всегда меняется; и слово, что призвано сознанье отразить, всегда туманно, неопределенно, и мутно понимание, и жизнь вне равновесья, замешательство ж огромно.